Епископ ада и другие истории

22
18
20
22
24
26
28
30

— Я! Хозяин!

Дверь отворилась, на пороге появился старый слуга, казавшийся бледным в своей ночной рубашке.

Нэд Кредитон прошел мимо него и остановился у перил лестницы, как человек уставший, но не забывший о чем-то важном.

— Пошли кого-нибудь позаботиться о лошади, — сказал Ник Бэтап, — потому что твой хозяин безумно пьян; говорю тебе, Мэтьюз, он видел сегодня вечером Роберта Хорна мертвым…

Кредитон рассмеялся; лучи фонаря высветили его бледное, изможденное лицо, обрамленное растрепанными светлыми волосами, в рваной рубашке под плащом, и пучок болиголова, заткнутый за пояс.

— Букет для Энн, — сказал он; сонные слуги, поднявшись, выходили в холл и с тревогой смотрели на него.

— Сегодня я лягу здесь, — сказал сэр Николас. — Принесите в гостиную фонарь. Я не собираюсь спать.

Он снял шляпу, проверил, на месте ли шпага, и с беспокойством взглянул на фигуру у перил с букетом сорняков за поясом.

На верхней площадке лестницы появилась еще одна фигура — Энн Кредитон со свечой в руках, в сером платье и кружевном чепце с длинными лентами, спадавшими на грудь; она показалась над перилами, и капли расплавленного воска с ее свечи упали на дубовые ступени.

— Я принес тебе подарок, Энн, — сказал Кредитон, поднимая голову и протягивая ей букет болиголова. — Мне долго пришлось скитаться, Энн, но наконец-то я вернулся домой.

Она отступила назад, не сказав ни слова, и свет ее фонаря исчез с лестничной площадки; Кредитон поспешил подняться, все услышали, как захлопнулась дверь.

В камине в гостиной догорали угли, сэр Николас, время от времени подбрасывая поленья, потирал замерзшие руки и рассказывал старому Мэтьюзу (в обычной трезвой манере) историю о шутке, которую они хотели сыграть с Гуди Бойл и странными людьми с болот, о ее чудовищном окончании и странном поведении Нэда Кредитона; не в его привычках было беседовать со слугами или обсуждать с ними свои похождения, но сегодня ночью он нуждался в компании и старался удержать старика, который не торопился уходить, хотя обычно ему было неприятно видеть смуглое лицо и пестрый наряд Ника Бэтапа у очага Крэдитон Мэнор.

И пока они разговаривали, бессвязно, словно желая не дать наступившей в доме тишине заполнить паузу, раздался женский вопль, приглушенный, отчаянный.

— Это миссис Кредитон, — сказал Мэтьюз, опустив глаза.

— Он плохо с ней обращается?

— Да поможет нам Господь, он свяжет ее ремнями и будет стегать, сэр Николас.

Снова раздался слабый крик, в котором, казалось, прозвучало слово «милосердие».

Сэр Николас был жестоким человеком, готовым умереть без покаяния, но он находился не в том настроении, чтобы остаться безразличным к грубому насилию над женщиной; он мог калечить женские души, но не тела.

Поэтому он подошел к двери и прислушался, и старик Мэтьюз впервые ощутил сочувствие к нему, когда увидел выражение его худого смуглого лица. Женщина закричала в третий раз, и они удивились, как человек способен задерживать дыхание на столь долгий срок; но на этот раз крик был совсем приглушенным, как если бы кто-то зажал кричавшей рот рукой.

На лбу старика выступил пот.