Она схватила вышитую сумочку, лежавшую на одеяле, и сунула ее под подушку; в ней лежал ее вечерний выигрыш в карты.
— Вы хотите меня ограбить? — крикнула она.
Ужас лишил ее всякого достоинства; она скорчилась в тени огромной кровати, подальше от красного света, отбрасываемого на ее искаженное лицо свечой, которую держал муж.
Но Красавчик Секфорд не думал о деньгах, и не обратил внимания на ее слова.
— Кто остался в доме? — требовательно спросил он.
— Ты сошел с ума, — сказала она, немного придя в себя, но продолжая крепко сжимать сумочку, лежавшую под подушкой. — В доме никого нет.
— Значит, это ты оставила для меня зажженную свечу, приготовила мою комнату, развела огонь в камине и поставила поссет?
Он говорил хрипло, прислонившись к столбику кровати; воск с оплывающей свечи теперь капал на одеяло.
— Ты — пьяное чудовище! — завизжала миледи. — Если ты сейчас же не уйдешь, я распахну окно и подниму на ноги всю округу.
Красавчик Секфорд не пошевелился, продолжая смотреть на нее тусклыми глазами.
— Сегодня вечером на кухне кто-то был, — настаивал он. — Я слышал звуки…
— Крысы, — прервала его миледи. — В доме их полно.
На покрытом потом лице мужчины мелькнуло облегчение.
— Конечно, крысы, — пробормотал он.
— Кто еще это мог быть? — спросила графиня, удивленная его странным поведением, так, что даже на мгновение забыла свои страхи.
— Кто еще? — повторил он, и вдруг с яростью бросился к ней, швырнув свечу ей в лицо.
— Это все для меня сделали крысы? — крикнул он.
Графиня отпрянула назад; когда она волновалась, ее голова дрожала; она дрожала и сейчас, так, что фальшивый жемчуг глухо стучал по ее костлявой шее.
— Ты подожжешь кровать! — отчаянно завизжала она.
Он дрожал от отвращения к ней, испытывавшей панический страх перед его яростью.