Световой кокон — телефон Вадима — поплыл в коридор.
Что-то чёрное промелькнуло за окном. Точно полотно, несомое ветром.
— Вадик…
Ручка тряслась под напором ночных посетителей.
Вика пошла к оконному прямоугольнику. Ноги подгибались. Упёршись в подоконник, она выглянула наружу. Там, омытый лунным светом, висел истинный хозяин этих земель.
Где-то далеко зазвонил телефон, но Вика даже не моргнула.
В дверь уже не стучали: скребли.
— Алло! — рявкнул Вадим.
— Мы пытались, — скорбно проговорил старик. — Пытались вам объяснить.
— Объяснить? Что объяснить?
Вспотевшая рука стиснула гантели.
— Они реагируют на смех. На яркие и блестящие вещи. Мы предупреждали: нельзя сдавать квартиры здесь, но обычно те, кто въезжают, они сами чувствуют. Даже если ничего не знают… интуитивно… люди выбрасывают цветастую одежду и стараются не смеяться… и всё хорошо…
— Вы бредите, — скривился Вадим. Во тьме он смотрел на дверь, на ходившую ходуном ручку.
Чёрное пятно распласталось по торцу соседнего здания. Гигантское кожистое нечто, саван, крылья летучей мыши. У пятна была голова, абсолютно круглая, с острыми ушками Бэтмена.
Вика подумала, что секта грустного смайлика вызвала из преисподней эту тварь, это воплощение печали, трепыхающееся на бетонной стене. Леденея от страха, она отступала вглубь гостиной, а чудовище медленно поворачивало круглую голову.
— Мы хотели помочь вам, — причитал старик в трубке. — Сын Маргариты Павловны забрал у вас шторку — иногда это срабатывает — закопать в поле яркий предмет, откупиться…
Что-то крупное ударило в дверь.
— Но вы смеялись и смеялись, смеялись и смеялись…
«Смех», — подумала Вика, массируя виски. Ему не нравится смех, как вампирам не нравится чеснок.