Темная волна. Лучшее

22
18
20
22
24
26
28
30

За спинами учёных задвигались солдаты — заглядывали поверх голов в камеру.

Гур не сразу осознал, что крики и смех прекратились. В Храме Бессонницы кипела бурная безмолвная деятельность. Впервые за неделю подопытные объединились с некой целью, суть которой стала известна довольно скоро.

— Они что… хотят залепить окно? — сказал Чабров.

Саверюхин кивнул.

— Вот гады.

Объекты вырывали из книг листы, жевали и клеили на стекло. Замазка из слюны и бумаги. Через полчаса смотреть стало не на что.

Камера ослепла.

* * *

У прилавка раздаточной невкусно пахло жареными котлетами и яблочным компотом. Долговязый повар с потным лицом шлёпнул в тарелку Гура три тефтели и комок вермишели, который полил коричневым соусом. Фабиш передал коллеге стакан бурого компота.

Ожидая, когда обновят ёмкость с чистыми вилками, Гур смотрел на покачивающиеся под потолком липучки. Размышлял, шевелятся ли ленты от сквозняка или из-за обречённого усердия мух. Подносы с грязной посудой уползали во чрево кухни. Гур заметил таракана, спешащего в противоход движущейся резине.

— Для чего нужны сны? — Чабров поставил поднос на шаткий стол, отодвинул стул и сел.

— Ты у нас психолог, — ответил Гур, зная, что Чаброву не нужен ответ, нужны уши.

— Правильно. Чтобы дополнять и компенсировать. А если этого не происходит? Если покаяние или угрызение совести не находят дорогу в сновидение? Правильно. Конфликт не устраняется. Напряжение растёт.

— Ты это к чему?

— Надоело всё валить на «будильник». Слишком просто.

В столовой приглушенно звучали голоса сотрудников, впитывались в бетонные стены. Многих Гур видел впервые. В оконных провалах чернели железные решётки.

Чабров оторвался от тарелки.

— Слушай, а почему всё-таки «будильник»?

— Что?.. — не сразу понял Гур. — А-а, газ. Ты ведь знаешь.

— Да ты подумай. Будильник — будит. А разбудить можно только спящего. А наши… ну, эти… не спят. Им нельзя спать.

— И чего?