— Да что там смотреть. Ностальгия по полноценной семье, что-то из психологии.
Конечно, он про это слышал. Просто, просто… был немного не в себе. Замечтался, что здесь его дом, что перед ним его сын…
Слышал про лавину разводов в начале тридцатых… Отцы бежали из семей, матери рожали для себя, мужчины пили пиво на ступеньках ЗАГСов, ретиво переквалифицирующихся под ночные дискотеки и бары, женщины меняли квартиры и привязанности… И как-то приноровились, приняли, влились, словно всегда мечтали о независимости, словно презирали узаконенную государством связь… Так об этом читал Дмитрий Эдуардович, но, возможно, это была беллетристика: Дмитрий Быков или кто-то ещё из классиков. Или новостные архивы — не суть… Паниковала тогда лишь власть, даже «Единая Белоруссия и Россия» признала распад традиционной семьи и демографическую яму, в которую правительство дружно взглянуло и отвернулось, в надежде, что затянется, засыплется… Не уберегло ведь семью, расплескало, запаниковало, успокоилось, плюнуло, сосредоточилось на детях, нет детей — нет государства, кладбище одно, жёлудь без шляпки. Вот правительство и дало зелёный свет, и крепкий рубль дало, «телесным субстратам», экстракорпоральному оплодотворению, суррогатным матерям, «искусственной матке» и специальным интернатам… А процент разводов рос, рос, рос, пока не достиг девяноста восьми… Почему не ста? Наверное, перестали считать…
Помнил об озвученной причине кризиса нуклеарной семьи. Теоретики задумчиво наблюдали за разлагающейся тушей социального института, чтобы затем дружно обвинить эгалитарный тип семейной власти. Они ткнули пальцем в индустриальную проказу эпохи, проклявшую традиционную семью безвластием и латентным конфликтом, хищно оскалились, хлебнули из термоса остывший чай и вызвали такси…
— Ладно. — Тёма резко встал. Такой большой, серьёзный, занятой… ребёнок. — Поговорили и хорош. Тебе пора.
Дмитрий Эдуардович сделал последнюю попытку:
— Про сына и отца… я по-настоящему… я бы хотел… встречаться иногда, говорить, хотел бы… заботиться о тебе…
— Дядя! — пожурил Тёма, прыснул и начал хохотать. Смеялся он задорно и звонко. Это было почти приятно. — Ну ты даёшь… ну артист… позаботиться… это я могу о тебе позаботиться…
— Можете и вы… обо мне, — прошептал «отец».
Мальчик то хлопал по коленям, то показывал на Дмитрия Эдуардовича пальцем.
— Ну, уморил… видишь, спонтанные встречи — залог успеха… смех продлевает жизнь, а, значит, не зря нашёл ты меня… о-хо-хо…
— Я могу… зайти ещё раз?
— Через месяц или через год. Если у меня будет настроение. Элемент неожиданности уже исчерпан. Тебе повезло, что вообще застал меня дома.
«Это не везение, а судьба или любовь».
— До свидания… Тём, — сказал Дмитрий Эдуардович в прихожей.
— Пока! — ответил «сын» из игровой комнаты. — Дверь сама закроется! Ничего там не нажимай!
Охранник в вестибюле, завидев спускающегося по лестнице Дмитрия Эдуардовича, вынырнул из убежища поста. Вышел навстречу, улыбаясь и подмигивая.
— Как всё прошло? Поболтал сын с папой?
— Поболтал, — бессильно сказал Дмитрий Эдуардович.
— Верю, верю. Лучшему отцу — лучшее внимание. О! Звучит, как слоган!
ebooksa