Взглянув в окно на царственно прекрасную полную луну, я улыбнулась самому совершенному в мире мужчине и честно призналась:
– Это самое прекрасное пробуждение в моей жизни!
– Готов радовать тебя днями и ночами, – еще шире улыбнулся Жак.
А меня как назло охватили сомнения:
– Тебе не надоест со мной?..
Лоб Жака разрезала хмурая морщинка, он лег рядом, не выпуская меня из рук, и уверенно, даже строго разнес мои сомнения в пух и прах:
– Ошибаешься, Мариза! При всей нашей темпераментной натуре у оборотня только одна пара! Ты у меня одна! До конца моих дней теперь только ты и есть в моей жизни. Пройдет совсем немного времени, и ты, к сожалению, поймешь: я не идеален, со сложным характером. Но уверен: примешь как данность, что мою жажду к тебе в любом ее проявлении, сексуальном, душевном, тактильном, да самом разном, ничем не перебить, не уменьшить, не заглушить. С годами я буду наоборот – еще сильнее тебя хотеть и любить.
– Как Фабиус свою Кэсс? – сипло спросила я. – И тысячу лет спустя?
Жак поморщился, наклонился и потерся виском о мой, будто хотел еще сильнее пометить своим запахом. А потом жестко ответил:
– Он больной ублюдок, был таким и остался! Но в одном ты права: я и через тысячу лет буду любить тебя, как никого другого.
Любить… он говорил об этом вчера и сегодня. Слово резало слух, ошеломляло и пугало одновременно. И вот как спросить: действительно ли Жак так быстро меня полюбил? Как понять: то ли это чувство, которое медленно разгорается во мне, еще неуверенно и робко, но такое ласковое, греющее душу или, наоборот, кидающее в холод, если Жак хмурится?
Дальше уже, кажется, привычно уютную тишину нашего уединения нарушил звонок. Жак поцеловал меня и, не заморачиваясь с одеждой, вышел из спальни за телефоном. Вернулся через минуту взбудораженный, с полыхающими торжествующей тьмой глазами, напряженный, будто зверь перед прыжком. Я испуганно села, подтянув колени к груди вместе с покрывалом. Волосы упали на лицо, рассыпались по плечам, словно спрятали меня. Жак окинул меня еще более «зверским», голодным взглядом и скользнул на кровать. Забрал из моих рук покрывало и, взяв за запястья, пересадил к себе на колени, обнаженную и беззащитную. Обнял крепко и сообщил:
– Два часа назад Фабиус с группой наемников напал на Тьерри и Милану в горах, – ужаснувшись, я вздрогнула, хорошо, что Жак сразу успокоил: – Они живы, с ними все в порядке. Главное – наш мессир Морруа лично убил Фабиуса де Лавернье, обезглавил, наконец-то закончил тысячелетнюю охоту на этого мерзавца. Больше тебе ничего не угрожает, родная.
– Неужели это правда? – новость была настолько ошеломляющей, что я даже не знала, как на нее реагировать. Трясла головой, как будто сбрасывала наваждение, и сжимала спину Жака, чтобы вернуть себе ощущение реальности.
– Абсолютная, – с мрачным удовлетворением ответил Жак. – Нас ждут дома, лапушка. Летим?
События раскрутились стремительно, а я к ним оказалась совершенно не готова. Грелась в объятиях сильного мужчины – моей поддержки и опоры, – пока наконец не отважилась заглянуть в его полночные глаза и неуверенно кивнуть.
Мой Волк набрал кого-то на телефоне и коротко приказал:
– Подготовьте самолет, мы летим домой.
Я впервые в жизни собирала чемоданы, при этом получая удовольствие от этого, в сущности, обычного, житейского занятия. Бережно укладывала аккуратными стопками красивую новую одежду – словно свои богатства собирала. После душа надела удобный для долгого перелета наряд и плотно поела. Жак четко следил за моим питанием, прямо как наседка опекал.
В прихожей я несколько секунд радовалась своему отражению: привлекательная, стильная, молодая женщина с копной густых, черных, вьющихся крупными блестящими кольцами волос до талии. Золотисто-карие глаза горят в предвкушении путешествия и новых впечатлений; идеально чистая кожа с ровным загаром. Полные, чувственные губы сжаты в неуверенности: улыбнуться или нет? Белая свободная туника и легкие прямые брючки подчеркивают мою очень женственную фигуру с высокой полной грудью, тонкой талией и изящным изгибом бедер. Мягкие, удобные босоножки завершают образ, скажем, симпатичной путешественницы, наконец-то переставшей выглядеть больной, беззащитной и уязвимой до крайности. Пожалуй, лучше и правильнее будет сказать, трогательной девушки.