- А ты не видишь, что девушка не в себе, что ей нужна помощь?
Но он не сдаётся:
- Кроме того, родственники чаще всего и совершают кражи детей, - добавляет, не дрогнув ни единой мышцей на своём непробиваемом лице.
Очевидно, мои пальцы, сжимающие собственную физиономию в истерических попытках справиться с навалившимся грузом, приводят его в некоторое подобие чувства, и он предлагает:
- Вы можете забрать заявление. Но придётся заплатить штраф.
- Я заплачу, - тут же уверяю его. - Когда я могу её забрать?
- Это нужно решить с начальником участка, а он будет в понедельник.
- А если она не доживёт до понедельника?
Его лицо вытягивается, а я добавляю:
- Что она ела тут у вас? Она вообще что-нибудь ела?
- Нет, - признаётся. - Отказывалась от еды. Арестованные нередко это делают – протестуют.
- Это не тот случай! Ты сам разве не видишь?
Офицер бросает оценивающий взгляд на Еву:
- Она похожа на наркоманку. И у неё, скорее всего, прошла здесь ломка. Её постоянно тошнит.
- Мать вашу! – ору. – Какая ломка! Она больная! Вы слепые тут или тупые?
- Я попрошу… - офицер принимает угрожающий вид, затем неожиданно резко разворачивается и уходит звонить.
Через час начальник участка лично убеждается в неординарности сложившейся ситуации и отпускает Еву вместе со мной. Я везу её прямиком в госпиталь. И уже в приёмном отделении она теряет сознание. Точно так же, как тогда в юности, когда была больна пневмонией.
Только теперь мне некому звонить и сообщать о её болезни. Кроме меня на планете Земля больше нет ни единой живой души, кому нужна эта полуживая девочка. Спустя несколько часов я вспоминаю о Лурдес. Копаюсь в сотовом Евы, нахожу её номер, звоню:
- Лурдес?
- Дамиен?! – она удивлена меня слышать и почти сразу догадывается, почему я звоню. - Что случилось? Что с Евой? – в её голосе паника.