- Я была беременна от него.
Лурдес – психиатр. Но она не может сдержать эмоций, прикрывает рукой рот, и я вижу, как блестят её карие глаза – вот-вот хлынет.
- Нет-нет, она была здоровенькой, моя девочка! Не думай! – спешу заверить.
Лурдес кивает.
- Шесть месяцев она прожила во мне.
Вздыхаю. Странное состояние: так легко говорить об этом. Наверное, они парализуют мои эмоции медикаментами.
- Нас сбила машина. И она умерла.
Подумав, добавляю:
- Вместе со мной. И у меня больше не может быть детей. У меня нет… больше нет того места, где зарождаются дети, - заглядываю в её глаза.
Интересно, как она это воспримет.
Плохо.
Очень плохо.
Странно. Она плачет, нет, рыдает, а я – нет. Мне почти не больно. Наука шагает семимильными шагами, научившись притуплять даже такую боль, как моя. А Лурдес точно сейчас не врач, она просто женщина, узнавшая о фатальной пробоине в теле и душе своей подруги. Её миссия – помочь мне, вылечить от душевного недуга, но как сделать то, что сделать невозможно?
Она долго подбирает правильные слова, чтобы утешить, а я напоминаю ей названия лекарств, которые держат моё сознание в зоне безопасного розового тумана. Лурдес кивает, соглашаясь:
- Специалист из меня ни к чёрту…
- Просто пациент тебе небезразличен, - теперь я успокаиваю её.
- Мне все пациенты небезразличны! – почти обиженно.
- Но этот особенно, - не сдаюсь.
- Это правда!
Мы обнимаемся, и Лурдес, заводная и всегда откалывающая филигранные шутки Лурдес, даже не улыбается. Не может. Ещё дважды у неё приступ рыданий, и я глажу её по голове: