Двое рядовых НКВДшников пришли часа через три, Брехт, уставший волноваться, прилёг на свою полку в купе и вдруг отключился. Заснул, и тут как давай в дверь вагона тарабанить. Подскочил. Помотал головой сонную одурь из ушей вытряхая. Хуже нет, днём заснуть, просыпаешься не отдохнувшим, а уставшим.
Иван Яковлевич открыл дверь вагона. Козырнули, два стриженных почти под ноль пацана. Сказали, что будут охранять. Сказали, и давай в вагон переться.
— Стоять. Бояться. Кого вы охранять собрались? Меня что ли? Так не надо. Обойдусь. Ходите один с одной стороны этих трёх вагонов, второй с другой и бдите. Там секретная техника на платформах, вот её и охраняйте. Когда смена?
Товарищи насупились. Полезли назад, и, пошмыгав носами, попытались разойтись.
— Я спросил … Объясните мне, какое из двух красивых русских слов «Когда смена» вам не понятно.
— В шесть вечера. — Буркнул тот, что пониже и поплотнее, худой и бледный кивнул.
Разошлись и, как Брехт им и сказал, стали вдоль вагонов с обеих сторон выхаживать. Кердык. Попробуй теперь в город смотайся. Да, и надо ли? Эх, нужно было «слово» с юношей горячих взять, что из дома не выйдут, и пацана с дивчулей будут защищать до последнего «издыхания».
Стоп. Что-то Брехт и забыл совсем ещё про одного пацана, прямо как из головы вылетело, что в соседнем купе спал Ванька Жиров. Брехт, когда на станцию пошёл, то заглянул к Ваньке, тот пускал слюни и сопел в обе дырочки. Так три часа прошло. Неужели сбежал, пока Иван Яковлевич бегал на станцию?
Нет, как спал, так и спит. Ну, разве на другом боку. Силен, время уже к двенадцати приближается.
— Кормить пацана надо, — тихонько прикрыл дверь, Брехт.
В вещмешке было пяток банок тушёнки и пачка чая початая, не густо. Так и не планировал сидеть на станции, сейчас по плану уже должен с интернационалом обедать в съёмном доме и собираться в дорогу. Нужно идти на вокзал и раздобыть еды, а заодно можно и новостей свежих добыть. Было серьёзное «НО». Именно на вокзале ментов и чекистов должно быть полно. Могут его сцапать? Могут. Документов нет, справка нестандартная. Так есть же солдатики! Брехт спустился на грешную землю. Худой и бледный как раз мимо проходил.
— Боец, как тебя родители обзывают? — пошутить хотел, не вышло.
— Я детдомовский, родители сгинули в тридцать втором.
Чёрт. Тут тоже голод был.
— А в детдоме как называли? — до конца теперь доигрывать надо.
— Ерёмой, меня Еремей Сахно, зовут.
— Ерёма, давай я тебе денег дам и ты на нас всех пирожков там и котлеток разных в буфете на вокзале наберёшь. — Брехт пошуршал сторублёвкой.
— Никак нет, товарищ комбриг, там патрули, до вокзала не дойти, да и меня за оставление поста расстреляют. У нас сержант строгий.