Только у этих детей шелудивых собак, в отличие от порядочных персиян, мост понтонный получился хлипким. И ещё два попадания снарядом от 75-мм пушки. Берег очистили от вражеских врагов и сапёрная рота бросилась его восстанавливать. Время уходило, утром нужно уже было «фермопилить», а вся бригада на западном берегу Халхин-Гола и другого пути на тот берег в пределах десяти километров нет.
Доклады поступали регулярно, Иван Яковлевич хотел было спать лечь. Всё же двое суток без сна, но первый же доклад, который, он надеялся, будет выглядеть примерно так: подходит к нему, эдак вразвалочку, командир сапёрной роты – капитан Ложкин, здоровый такой сибиряк с окающим говорком и докладывает:
– Ничё, Ван Яковлич, починим, мы ж не япошки. Мы же наши. – И вразвалочку же уходит. Эх, распустил народ. Нужно будет после победы налечь на шагистику.
На самом деле диалог начался по-другому. Подходит к нему капитан Ложкин, всё же вразвалочку, и гудит, своим окающим:
– Боюсь, Ван Яковлич, шо танки не пройдут. Перетопим.
– Да, вы охренели! А «Фермопилы»?
– Так нет досок, товарищ комбриг. – И ручищи свои трёхметрово-саженные разводит.
– А интеллект включить?
– Из интеллекта досок не сделать, тащ командир.
– Ты, Сидор Петрович это брось. Думу думай.
– Думал ужо.
– И?
– Нет досок… – и опять трёхметрово-саженные разводит.
Ну, и какой тут сон.
– У них лодки были, – подсказал присутствующий при разговоре Бабаджанян.
– Фанера. Хлипка больно.
– Стой. Сидор Петрович на том берегу пару сотен грузовиков японских. Разбирайте борта. А сверху фанеру от лодок.
– И то… – ушёл не здрасти, не до свидания.
Пришлось вместо сна обойти ещё и свои грузовики. И рядом с каждым ведь нужно остановиться и японских генералов по матушке их японской покрыть. Всё что нажито непосильным трудом, дуб же ставили. Специально из Белоруссии Дворжецкий каким-то хитрым бартером добыл.
К полуночи поступил первый доклад от капитана Ложкина. Звучал он так: