– Извини, извини. Но посмотри, что я тебе принес. – Он передает мне пончик в салфетке, все еще тепленький. – Я остановился и специально купил его, как только они открылись в семь тридцать. Он из коричневого сахара.
Я отламываю кусочек и кладу его в рот.
– Вкуснотища!
Он бросает на меня косой взгляд, когда отъезжает от моего дома.
– Так что, я сделал правильно, что задержался, правда?
Я киваю, откусывая.
– Ты точно поступил правильно, – говорю я с набитым ртом. – Эй, а у тебя есть вода?
Питер вручает мне наполовину полную бутылку воды, и я выпиваю ее залпом.
– Это лучший пончик, который я когда-либо пробовала, – сообщаю я ему.
– Хорошо, – произносит он. Затем мельком смотрит на меня и смеется. – У тебя сахар по всему лицу.
Я вытираю рот другой стороной салфетки.
– На щеках тоже, – говорит он.
– Хорошо, хорошо. – А потом становится тихо, из-за чего я начинаю нервничать. – Я могу поставить какую-нибудь музыку? – я начинаю вытаскивать свой телефон.
– По правде говоря, ты не возражаешь, если мы просто какое-то время будем ехать в тишине? Не люблю, когда в лицо орет музыка до того, как на меня подействует кофеин.
Ээ… конечно. – Не уверена, означает ли это, что он хочет, чтобы я тоже молчала. Я бы не согласилась на это маленькое путешествие, если бы знала, что придется молчать. У Питера безмятежное выражение лица, словно он капитан рыболовного судна и мы спокойно плывем посреди моря. Разве что он едет не медленно, а очень быстро.
Я сижу тихо всего десять секунд, а потом говорю:
– Постой, ты хотел, чтобы я тоже молчала?
– Нет, я просто не хотел музыку. Ты можешь разговаривать столько, сколько захочешь.
– Окей, – и потом я замолкаю, потому что как-то неловко, когда кто-то говорит тебе «ты можешь разговаривать столько, сколько захочешь». – Эй, какая твоя любимая еда?
– Мне все нравится.