— Полноте, — Волков жестом велел ему сесть, — ешьте лучше и не волнуйтесь, нет у меня второго офицера равного вам.
— А господин Рене?
Полковник только поморщился.
— А Роха? Он и человек редкой стойкости!
— Тут не поспоришь, Роха храбрец, и очень мне помог, кроме него и Пруффа не на кого было мне опереться… Но все дела, которые должен вести старший офицер, перекладывает на подчинённых, сам же будет сидеть и пить вино.
— А другие офицеры, новые, как они вам? — спросил Брюнхвальд.
Волков ответить не успел, внимание их привлекли возня и крики слёзные.
— Прошу вас, прошу…, - взвизгивал кто-то с другой стороны шатра.
— Куда? Куда прёшь, паскуда…, — слышали офицеры грубый голос, в котором Волков сразу узнал голос сержанта своей охраны Уве Вермера.
— Мне надобно к вашему полковнику, к Инквизитору…, - рыдал некто голосом тонким.
— Гюнтер, — распорядился Волков, — узнай, что там.
Денщик, что прислуживал офицерам за столом, тут же ушёл и почти сразу вернулся:
— Посетитель к вам, а наши люди ему руки ломают.
У кавалера было сейчас очень хорошее настроение, рад он был, что старый его товарищ снова с ним, может, поэтому он сказал:
— Скажи, чтобы допустили.
Гюнтер ушёл и вскоре снова вернулся, но теперь с ним шёл сержант Вермер и молодой заплаканный человек лет девятнадцати-двадцати. Он сразу начал низко кланяться и, всхлипывая, говорить, хотя не знал, к кому обращаться. Смотрел то на Волкова, то на Брюнхвальда:
— Добрый господин, помилосердствуйте, у меня жена на сносях, а детей уже двое, две сестры не замужем, брат больной…
— Кто таков? — коротко бросил ему кавалер, не дав договорить дураку про семью.
— Я купец, Хельмут Майнцер из Ламберга, — глотая слёзы, рассказывал купчишка. — Вы нынче ночью изволили у меня товары забрать, а у меня брат больной и матушка слепа и глупа по старости…
— Как ты сюда попал? — морщится кавалер. — Кто тебя пустил в лагерь?