Купчишка замялся, рыдать престал.
— Отвечай, мерзавец, — произнёс Карл Брюнхвальд сурово, — не забывай, перед Инквизитором стоишь, он всё равно правду узнает!
— Меня сюда господин пустил, — лепечет купец.
— Какой ещё господин? — спрашивает капитан-лейтенант.
— С чёрной бородой.
— Одноногий? — догадывается Брюнхвальд, усмехаясь.
— Да, добрый господин.
— Роха, мерзавец, не первый раз уже берёт взятки и пускает в лагерь всякую сволочь, — смеётся Волков.
Карл Брюнхвальд смеётся тоже, отпивая из бокала разбавленного вина, так как кофе он не жаловал.
— Вот поэтому я и говорю вам, Карл, что мне без лейтенанта никак, да и комендант из Рене так себе, — тихо, чтобы не слышали подчинённые, говорит кавалер. И тут же говорит громко, обращаясь к купцу: — Так что тебе надобно?
— Прошу вас, добрый господин, выслушать, — заговорил купец быстро, боясь, что ему не дадут договорить. — Товары, что вы у меня забрали… Краски для красилен. Зелёные и бурые. За них я уже задаток взял у торговцев из Фёренбурга, а у наших менял так и заём ещё, чтобы с кавалером фон Эрлихгеном рассчитаться, а теперь я по миру пойду, а у меня матушка…
— Да слышал я, — перевал его кавалер, — матушка глухая, брат слепой, сёстры на выданье… А о том, что товар твой ворованный, ты будто бы и не знал, не знал, что его мужики-еретики у честного купчишки отняли, а самого купчишку до полусмерти били при том. Ну, соври, что не знал про то.
— А я-то не еретик, — воскликнул купец радостно, словно сие должно всё переменить, — я чту Истинную Церковь Матерь нашу, чту папу и хожу к причастию. Прошу вас, добрый господин, не разоряйте нашу фамилию, верните хотя бы краски. И тогда моя семья спасена, иначе нас и дома, и всего другого имущества кредиторы лишат. Помилуйте брата по вере.
Молодой купец сложил руки в молитве и упал на колени.
— Брат по вере? — Волков морщится. — И чем же ты лучше еретиков? Такой же вор, как и они. Сержант, гони его из лагеря вон, и чтобы в лагерь его больше не пускали.
Уве Вермер крепкой рукой старого сержанта схватил Хельмута Майнцера, купца из Ламберга, за шиворот и дёрнул так, что добротная ткань затрещала и нитками пошла:
— А ну вставай!
А купчишка на ноги не встаёт, тащится по земле и орёт:
— Стойте, стойте, добрый господин, не гоните, дозвольте сказать.
— Пошли, ты наговорился уже, — тянул его и дальше сержант по земле, утаскивал за шатёр.
ebooksa