— Вы офицер, Хайнквист, и должны понимать, да ещё и людям своим объяснять, что если не будет укрепления, так им вообще больше поесть не придётся…
— Я пытался…
— Плохо пытались… Плохо, — рычит Волков и, уже успокаиваясь, добавляет, — снимайте своих людей, быстро кормите и стройте.
— Что-то случилось?
— Разъезды доложили, что на том берегу, у дальнего брода, слышны барабаны, играют «походный шаг», а у нашего брода я сам слышал ржание лошадей.
— Пойдут на штурм, думаете?
— Нет, придут поздравить нас с днём святого Енуария, — издевается полковник. — Кормите людей быстро и стройте.
— Вторая рота, бросай работу, сержанты, всех людей ведите в лагерь! — кричит Хайнквист.
— Господин, а жрать дадут? — тут же орут солдаты, что были рядом.
— Дадут. Сержанты, инструменты не бросать, всё нести в лагерь.
— А нам что? — кричат сапёры, тоже останавливая работу, ожидая ответа от офицеров.
— Тоже в лагерь идите, идите есть, — отвечает им полковник.
Все, и солдаты, и сапёры, радостно, чуть не бегом поторопились к проходу. Люди хоть и устали смертельно, но голод пересиливает усталость.
Волков идёт дальше. Стена дрянь, ров неглубок, хорошо, что сразу за рвом начинается крутой и заросший лесом спуск к реке, тут очень непросто будет врагу атаковать, волноваться за северную стену смысла не было, тем не менее, он не преминет высказать всё Хайнквисту. Брюнхвальд такого бы не допустил.
Западная стена, которую ставил Шуберт, была не лучше северной, да ещё и у прохода не вкопали рогаток, просто сложили рядом…
Он уже собирался повернуть за угол к южной стене, как услышал выстрелы. Мушкеты, стреляющие новым порохом. Он уже знал этот звук. Пикет из его охраны оповещал, что у брода появились хамы.
Дальше разглядывать брёвна и канавы времени не было, он поспешил в лагерь. Почти сразу увидел Максимилиана:
— Господин полковник, вернулись наши разъезды и пикет с восточной дороги, мужики переправляются.
— Сколько? — только и спрашивает он.
— Насчитали пять сотен, но конца колонны не видели.