Отец и сын ещё раз кланялись ему низко. А сержант Хайценггер, стоявший невдалеке, осмелился вставить:
— Господин генерал.
— Что? — не понял фон Тишель, поворачиваясь к нему.
— Надобно говорить «господин генерал», — настоял сержант.
И вроде как был и неучтив, влезая в разговоры господ, но, по существу, был прав.
— Ах вот как! — воскликнул седой господин. — Генерал! Вы уже генерал!?
— Сие звание было присвоено мне советом солдатских корпораций и офицерами одобрено, — Волков развёл руками, как будто извинялся за это. — Сам я себе звания не просил, но офицеры сказали, что полковник другим полковникам указывать не должен, и просили принять чин. Я был вынужден согласиться.
— И по заслугам, — заговорил молодой красавец с бородкой, — думаю, что чин сей вами давно заслужен. Поздравляю, генерал!
— По заслугам, по заслугам.
— Поздравляем вас, генерал! — дружно говорили гости и снова кланялись, и ему снова приходилось отвечать им. А юный Конрад фон Тишель сказал:
— Господин, дозвольте сказать.
— Слушаю вас, юный господин, — согласился кавалер.
— О вас я знаю с детских лет, ещё о том вашем походе в чумной город, в Фёренбург.
— Да, и откуда же? — удивлялся Волков.
— Ганс Блюминг, он был в том походе с вами, а сейчас служит при нашей фамилии, — за сына отвечал отец. — Мои сыновья сотню раз слушали его рассказы о том, как вы дрались там с мертвецами.
— А потом мы слышали, как вы сражались с горцами, — продолжал юный фон Тишель. — О том рассказывал один артиллерист, он был с вами в сражении у холмов.
— Кажется, я известен в городе Ланне, — не без удовольствия отвечал кавалер.
Все стали с ним соглашаться, а молодой человек с бородкой снова заметил:
— Думаю, больше, чем вы полагаете, и к тому послужила и ваша доблесть, и сам курфюрст, который зовёт вас в своих проповедях паладином, опорой трона святого Петра и мечом Господа.
Волков улыбался и кланялся, иногда всё-таки похвалы достигали своей цели и проникали в его сердце, хотя в обычное время к лести он был прохладен.