Но и этого было достаточно. Я ощущал Скилл, но больше не был его рабом. Усталость от того, что я позволил себя использовать, сковала мои мышцы именно тогда, когда я больше всего в них нуждался. Генерал Рапскаль вырвал Шута у меня из рук. Элдерлинг схватил запястье Янтарь и поднял ее руку вверх с воплем:
— Я говорил вам! Говорил, что они воры! Посмотрите, ее рука в драконьем Серебре! Она нашла колодец! Она обокрала наших драконов!
Спарк вцепилась в другую руку Янтарь, пытаясь высвободить ее из хватки генерала. Ее зубы обнажились в оскале, черные кудри буйно растрепались. Крайний испуг на покрытом шрамами лице Янтарь парализовал и привел меня в панику. Все годы лишений, пережитые Шутом, отразились в этой гримасе. Ее лицо превратилось в маску из костей, красных губ и нарумяненных щек. Я должен был прийти Шуту на помощь, но мои колени подогнулись сами собой. Персиверанс сжал мою руку.
— Принц Фитц Чивэл, что мне делать? Что мне делать?
Я не мог набрать воздуха, чтобы ответить ему.
— Фитц! Вставай! — прорычал Лант мне прямо в ухо. Это была и просьба, и одновременно приказ. Я сосредоточился на своих ногах и перенес на них вес. Сделав над собой усилие, я с дрожью попытался выпрямить ноги.
Мы прибыли в Кельсингру всего день назад, несколько часов я успел побыть героем, волшебным принцем из Шести Герцогств, который исцелил Ефрона, сына короля и королевы Кельсингры. Через меня тек Скилл, одурманивающий, как бренди из Песчаного Края. По просьбе короля Рейна и королевы Малты я использовал свою магию, чтобы исцелить полдюжины детей, связанных с драконами. Я открыл себя бурному течению Скилла старинного города Элдерлингов. Опьяненный его могучей силой, я делал сердцебиения ровными и открывал дыхательные пути, выправлял кости и убирал чешую с глаз. Некоторых я сделал более похожими на людей, и помог одной девочке, которая хотела принять драконьи изменения.
Но поток Скилла стал слишком сильным и опьяняющим. Я потерял контроль над магией и превратился из хозяина в ее инструмент. Когда детей, которых я согласился исцелить, забрали родители, их место заняли другие. Взрослые жители Дождевых Чащоб, чьи изменения были неудобными, уродливыми или даже угрожали жизни, молили меня о помощи, и я, оказавшись в ловушке безбрежного удовольствия Скилла, одаривал их щедрой рукой. Я ощутил, что остатки самообладания покинули меня, но, когда я отдался чудесному порыву и принял приглашение слиться воедино с магией, Янтарь сняла со своей руки перчатку. Чтобы спасти меня, она явила украденное драконье серебро на своих пальцах. Чтобы спасти меня, она прижала три обжигающих пальца к моему запястью, пропалила путь в мое сознание и призвала меня обратно. Чтобы спасти меня, она выдала себя. Горячий поцелуй ее прикосновения все еще пульсировал, как свежий ожог, отдаваясь резкой болью в костях руки, плеча, спины и шеи.
Я не знал, какой вред был нанесен мне. Но теперь я, по крайней мере, снова был привязан к своему телу. Я был привязан к нему, и оно якорем тянуло меня ко дну. Я не помнил, скольких Элдерлингов коснулся и изменил, но мое тело вело счет. Каждый стоил мне жертвы, каждое изменение забирало силы, и теперь пришло время расплаты. Несмотря на все усилия, я уронил голову и едва умудрялся не закрывать глаза, невзирая на опасность и шум.
— Рапскаль, не будь ослом! — крик короля Рейна слился с ревом толпы.
Лант внезапно крепче обхватил меня поперек груди, заставляя выпрямиться.
— Отпустите ее! — заорал он. — Отпустите нашу подругу, или принц вернет обратно все изменения, которые сделал! Отпустите ее немедленно!
Я услышал вздохи, рыдания, один мужчина прокричал:
— Нет! Так нельзя!
Завопила женщина:
— Отпусти ее, Рапскаль! Отпусти!
В голосе Малты явственно слышался приказ, когда она заговорила:
— Не так мы обращаемся с гостями и послами! Отпусти ее, Рапскаль, сейчас же!
Она раскраснелась, и гребень надо лбом налился краской.
— Отпусти меня! — властно сказала Янтарь. Она сумела почерпнуть силы из глубокого колодца храбрости, чтобы постоять за себя. Ее голос прорезал шум толпы: