Вот уже вторую седмицу, мальчишки крутились у четырёх суконных лавок, где приказчики Супеича сбывали свой товар на обширном Новгородском торгу. Сегодня удалось за горбушку помочь одному из них в доставке сукна с Жидиславова подворья, что находилось в весьма удобном Славенском конце, вместе со своей пристанькой, стоящими в готовности к плаванью ладьями и обширными складами, клетьми да амбарами.
Робко переступая за приказчиком Афоней, ребята зашли за высокий забор, и на них со злобным лаем кинулись два огромных кобеля.
– Держите крепче своих зверей! –заорал наниматель, –Они мне вон так босяков порвут, кто потом сукно на подводу грузить будет, да опосля ещё на торгу разгружать? Может, вы согласитесь за горбушку? –и он хмуро посмотрел на двух здоровых сторожей, что оттаскивали рвущихся с цепи псин.
– У нас свово дела тута с избытком! –огрызнулся тот, что был с косым шрамом через всю щёку.
– А ты, Афонька, видать, давно сам плетей не получал от хозяина, коли чужих тащишь на наше подворье. Сказано же было, не пущать никого из пришлых. Вот сейчас скормим их псам, чтоб неповадно было кого попадясь сюды приводить. Сам кишки да ошмётки опосля собирать будешь! –и приспустили немного захлёбывающихся лаем собак.
– Ага! А убытки за простой на торгу с вас самих-то тогда и вычтут!–нашел, что сказать, приказчик.
– Хватит орать! –вдруг раздался окрик из дверей конюшни, и к воротам вышел среднего возраста мужчина в армяке из крепкого дорогого сукна, да в хороших кожаных сапожках. На широком поясе у него была прицеплена кривая сабля и кинжал, а в руках была плетка, которой он постукивал по своим ладным сапожкам.
Все тут же примолкли и сжали головы, даже псы-волкодавы как-то вдруг враз присмирели.
– Что тут у вас? –и холодные, мутные как у рыбы глаза как будто бы насквозь прощупали всех стоящих.
– Да вот, Душан Завидович, сукно-то с моей верхней лавки всё скупили. Ежели сейчас на торг замену не завезу, так и вовсе без барыша хозяина оставлю. Вот тогда-то он точно мне всю шкуру на лоскуты спустит. А это вот босяки приблудные с местного торга, чтобы загрузить всё. На них и векши тратить не надобно, за кусок хлеба подрядиля вон их.
Душан опять посмотрел внимательно на мальчишек и выдал сквозь зубы:
– Всё бы тебе своевольничать, Афонька, сказано было, не тащить чужанина на подворье. Ладно, их счастье, что наши битюги с животами слегли, да сейчас в сарае отлёживаются. Быстро загрузил подводу и чтобы я их тут более не видел! А то, и правда, псам скормим, да и тебя с ними заодно в придачу,–и, усмехнувшись, зашёл в дом.
Эх, не зря всё-таки они с Мараткой крутились с самого утра у этой крайней лавки! Как будто привело их что-то туда на этого вот приказчика, думал Митяй, укладывая штуку плотного синего сукна на подводу. Теперь бы как можно больше всё разглядеть на дворе, а позже, уже в своём подворье, они его план на пергамент нанесут да расскажут старшим, что и где тут заприметили. Ещё бы от этих складов как-нибудь поближе к пристаньке попасть да рассмотреть, что там за строения стоят на бережку. Но Афонька и хмурый пожилой ключник, что выдавал товар со склада, приглядывали за всем внимательно, и отойти никакой возможности от склада не было.
– Хозяин, каурую бы напоить. Совсем у вас за лошадьми не смотрят, как я погляжу. К полдню ведь совсем на жаре разморит скотину, –вдруг, подобострастно глядя на приказчика, заявил Маратка.
– А тебе-то в том, какое дело?–презрительно фыркнул Афоня, –Ты таскай, давай, отрабатывай вон свой хлеб.
– Так жалко скотину-то, у нас в степи да за такое «по самое не балуй» бы хозяин выпорол. Ещё падёт, чего доброго! –и зашёл на суконный склад за очередным грузом.
Рыжая лошадь действительно была уже весьма старой клячей. Дело её было нехитрое, вези себе тихим шагом все, что нагрузят в повозку, терпеливо жди вечера, чтобы поесть сена и напиться воды из долблёной деревянной кадки в конюшне.
Вот и сейчас она просто стояла, привычно задремав и свесив устало голову. Всё как обычно, ведь день такой жаркий и долгий…
Зерно же сомнения уже было посеяно в душе приказчика. И минут через десять, когда была загружена последняя штука дорогого фламандского сукна, Афоня, почесав затылок, выдал как бы между прочим Маратке:
– Ты давай это, степняк, вон там вон ведро возьми да черпани-ка чуть пониже пристани из речки, во-он там, куда тропинка идёт. Там, ещё бывает, бабы на мостках бельё полощут, вот и наберёшь водицы. Скотину-то, и правда, напоить надо, не хватало мне из-за неё ещё ответ перед хозяином держать. Пусть хоть когда издохнет, только бы не под моим началом. Не расплатишься потом за эту клячу. Как за молодую возьмут, уж я-то знаю! Ну а с меня уж, так и быть, лишний ломоть вам, как только разгрузитесь на торгу.