— Семён Владимирович, — удивлённо восклицает Римма, а у меня во рту резко пересыхает. Хочется развернуться и сбежать, выйти как-нибудь через кухню, или где там у этой кофейни чёрный ход. — Неожиданно видеть вас здесь.
— Надо поговорить, — кивает, глядя на меня, на ближайший столик, из-за которого мы только что встали с подругой.
Римма, которую он только что фактически проигнорировал, переводит внимательный взгляд то на него, то на меня.
— Мне нужно идти, — отвечаю, улавливая в собственном голосе дрожащие нотки.
— Я это слышал, — он стоит в дверях, явно не собираясь нас пропускать. — В аэропорту. Но, думаю, ты найдёт на меня пять минут своего драгоценного времени, Адамовна.
Боковым зрением замечаю движение мимики на лице подруги. Я ведь ей рассказывала, что у меня была связь со студентом, и это сломало и меня, и мою карьеру. Как-то после бутылочки вина даже расплакалась, рассказывая о том, что преступила моральную черту преподаватель-студент, и судьба жестоко меня за это наказала.
И сейчас в глазах подруги засветилось понимание, удивление и шок.
Это треклятое “Адамовна” меня выдало.
— Мне, наверное, пора в офис, — негромко говорит Римма и, ещё раз внимательно посмотрев на меня, осторожно уходит. А мне хочется вцепиться в неё, умолять малодушно, чтобы не оставляла меня с ним наедине.
Потому что… потому что я даже представлять не хочу, о чём ему нужно со мной поговорить.
Но Римма уходит. А я остаюсь. И Семён тоже.
Делаю спиной несколько шагов к ближайшему столику и опускаюсь на диванчик. Семён садится напротив. Смотрит. В глазах ни тени былой искры. Но взгляд пробирает так же, став куда тяжелее и даже опаснее. Давит свинцом, вызывая безотчётное желание сжаться, спрятаться.
Молчит, а я первой узнать, чего же он хочет, не решаюсь. Язык к нёбу прирастает.
— Почему твоя дочь хромает?
Я ожидала любой другой вопрос, но не этот. Теряюсь даже почему-то. И тогда он продолжает сам:
— У неё заболевание голеностопного сустава, осложнённое воспалением, вызванным аутоиммунной реакцией.
— Откуда ты знаешь? — выдыхаю поражённо.
— Лекарства помогают временно, но проблему с всё более деформирующимся суставом не решают, не так ли? — прищуривается, будто в душу смотрит, самое болезненное ковыряет.
— Справки навёл? — неприятная догадка возникает. — Зачем? — возмущаюсь.
— Нет, не наводил.