— Да-да. Ты. Точнее, правда о тебе. Думай, доктор, думай, — говорит, а потом косит глазами на вход.
Испугался и ждёт подмоги, трус?
Но тут у меня стреляет в мозгу.
Не вход. Название.
Конечно.
Они ведь звонили, и Вика говорила — предупреждала.
Так вот как. Двух зайцев сразу: и бывшую жену опустил, и неугодного эксперта предупредил.
Ну мразь.
Знаю, что к операционному столу теперь недели две не встану. Ну ничего, Жестякову — звёздный час, Дарина, из отпуска Ребров вышел. Как говорила Аня, приходя в четыре утра с тусовок, скромно именуемых девичниками, иногда себя надо отпускать.
Вот я и отпускаю. А вместе с этим и кулак в рожу мерзавцу.
Он отшатывается и падает навзничь на капот машины, тут же взорвавшейся сигнализацией. Мою руку прошивает болью до самого локтя. Кажется, теперь без помощи травматолога не обойтись. Зато полегчало-то как!
— Зря ты это, доктор! — выкрикивает в спину мудак. — С рук тебе не сойдёт!
Да по хрену мне сейчас. Пару часов на остыть и к Вике надо. Не оборачиваясь, выстреливаю ему средний палец и падаю за руль.
Дышим. И думаем, что делать дальше.
20
Вика
Открываю глаза, фиксируя непривычную обстановку. Мне требуется несколько секунд, чтобы в памяти восстановился калейдоскоп событий.
Кровь!
Я вздрагиваю. Больничные стены, палата, жалюзи на окне опущены. Рядом стойка с капельницей и кресло, в котором сидит Захар. Его глаза прикрыты — дремлет. Но стоит мне пошевелиться, он резко распахивает глаза и меняет позу.
Спросить мне страшно. Смотрю ему в глаза неотрывно, пытаясь понять, каков приговор. Только пальцы судорожно сжимаю на простыне на животе.