В действительности иго, конечно, было. И на протяжении первого столетия от Батыева погрома оно принимало чрезвычайно жестокие формы.
До Батыя Северо-Восточная Русь создала 30–40 городов, малых и больших. Во всяком случае, именно столько их известно науке. Так вот, некоторые из них после Батыя просто исчезли: Мстиславль близ Юрьева-Польского, Ярополч-Залесский, Кидекша под Суздалем (была городом, стала селом). А Гороховец заглох надолго, жизнь в нем едва мерцала. Рязанской земле, кстати, досталось горше, там исчезло целое созвездие городов во главе со столицей княжества. Те города, что не погибли вчистую, оказались страшно разорены: Владимир, Суздаль, Москву и еще 14 крупных городов Батый предал мечу и огню за одну только зиму 1238 года. Позднее от карательных экспедиций монголо-татар горели Тверь, Ростов, Переславль-Залесский, Волок-Ламский, Ярославль и вновь Москва… Многие города горели не по одному разу. Чаще прочих доставались огненные подарки ордынские Нижнему Новгороду: от тяжких ран, многократно нанесенных татарами, в XV веке он на долгое время сошел со сцены большой истории и существовал в полуживом состоянии.
Русь выплачивала Орде тяжелую дань-«выход», пагубно сказывавшуюся на экономике. По первому слову хана русский князь должен был отдать ему и своих умельцев-ремесленников, лучших, быть может, в городе.
А что можно было восстановить после монголо-татарских смерчей, неоднократно обрушивавшихся на Русь, если Русь после них еще и оплачивала собственную жизнь по дорогой цене? Ни в XIII, ни в первой половине XIV века Русь не то что не выпускала собственной монеты, она и чужой-то монетой была скудна, и даже гривны того времени (платежные слитки серебра) исключительно редко попадаются археологам. С кладами за это время на Северо-Востоке Руси все очень скверно: почти ничего. Орда, словно гигантский пылесос, высасывала серебро из Руси. Если что-то оставалось, то большей частью на руках у князей, которые играли роль посредников между собственными подданными и ханом, собирая дань и передавая ее в Орду.
Второй фактор оскудения Руси – литва.
В XIII–XIV веках литва, доселе не считавшаяся серьезным врагом, во-первых, усиливается и, во-вторых, начинает планомерные массированные атаки на Русь. Ослабление Руси в годы Батыева нашествия разжигает аппетиты северо-западных соседей. Часть русских областей переходит в состав Великого княжества Литовского, ожидая, что союз с литвой избавит их от ордынской опасности. Иными словами, некоторые крупные княжества становятся элементами «Литовской Руси» мирно. Но это – сначала, а впоследствии литва превращается в агрессивного завоевателя Руси. Так, например, Смоленск с прилегающими землями был ею захвачен после долгой вооруженной борьбы. Впоследствии здесь вспыхнуло освободительное восстание, подавленное силой оружия. Литвин, отрезая по кусочкам достояние империи Рюриковичей в свою пользу, энергичен, упорен, жесток. Не может сделать территорию своей – так хотя бы ограбит ее. XIII–XIV века – время массовых нашествий литвы на Русь.
По свидетельствам летописей, за один только XIII век литва имела более 20 вооруженных столкновений с княжествами и вечевыми республиками Руси. На четыре пятых это были нападения западного соседа: либо грабительские набеги, либо массовые нашествия, либо первые шаги к взятию и подчинению русских городов. Чаще всего литву отбивали и обращали вспять, но случалось и иное: бывало, литва захватывала русские крепости, города, жгла и разоряла посады. Больше всего сражались с литвой Псков и Новгород Великий. В 1213 году литва сожгла Псков, шестью годами позднее ей нанесли тяжелое поражение в битве у Пертуева. В 1225 и 1245 годах новгородское воинство и дружины двух знаменитых полководцев Ростово-Суздальской Руси – князя Ярослава Всеволодовича и его сына Александра Невского – отражали массовые нашествия литовцев. В первом случае вторжение закончилось разгромом литвы при Усвяте. Во втором – русскому воинству потребовалось трижды вступать в бой. Александр Невский, разбив литву, украсил свою боевую биографию тремя большими победами: под Торопцем, у Зижича и близ того же Усвята. Они, конечно, не столь знамениты, как Невская битва и Ледовое побоище, но для судьбы Руси не менее важны. В 1263 году литва поставила под контроль Полоцк, но затем потерпела поражение в большой коалиционной войне с Новгородом и Псковом. В 1239 году ее дерзкое наступление отразили на Смоленской земле. В 1248 году от литвы погиб великий князь Владимирский Михаил Ярославич Хоробрит в битве на Протве. Но вторжение противника вновь разбилось о русские полки, вставшие под Зубцовом, на земле Тверского княжества, под стягами князя Святослава Всеволодовича. 1258 год – новое массовое вторжение литвы, разорение Смоленской земли, разгром посада у Торжка. А в 1285 году состоялась большая битва русской коалиционной армии (тверичи, москвичи, волочане, новоторжцы, зубчане, ржевичи) с литвой в волости Олешня, опять-таки во владениях тверского князя. И если до середины XIII века литовскую экспансию на восток отражали в основном вечевые республики, усиленные дружинами, которые посылала им Ростово-Суздальская Русь, то с переломом века сам Северо-Восток втягивается в бесконечное противостояние с литвой.
Этот список боевых столкновений далеко не полон. Битв в открытом поле, осад, погонь за литовскими отрядами, уводившими русский полон, состоялось великое множество.
Позднее, в XIV столетии, литовский натиск усилился. Литва стояла при Дмитрии Донском у стен Московского Кремля. Вечный мир 1449 года поставил крайний предел ее экспансии на восток: литва к тому времени уже овладела Смоленском, Дорогобужем, Вязьмой, Торопцем, Мценском, Брянском, Новосилем и с аппетитом поглядывала на Новгород Великий: от претензий на него пока отказались, но позднее попытаются «переиграть ситуацию» в свою пользу. Рязань и Тверь попали в «сферу влияния» литвы.
Война с литвой дается тяжелее и изматывает больше, нежели борьба против немецких и шведских рыцарей на периферии Северной Руси. Литва многочисленнее западноевропейского рыцарства, и она чаще бьет. Для XIV и XV веков можно констатировать: Великое княжество Литовское территориально больше, чем Великое княжество Московское, к тому же богаче и в демографическом плане имеет неоспоримо больший ресурс. С конца XIV века это уже государство-мастодонт. Борьба с ним – дело одновременно разорительное и рискованное. Москва имела реальный шанс погибнуть под прессом литвы.
В середине XIV века по Руси прошлась с остро отточенной косой «черная смерть» – чудовищная пандемия, от которой пострадала вся Европа и значительная часть Азии. Северо-Восточной Руси несколько волн «черной смерти» принесли необозримые потери. Большая часть московского княжеского дома в ту пору вымерла, а вся страна, и без того не густонаселенная, стала выглядеть как архипелаг обжитых мест в океане лесов и пустошей.
Небольшая, обезлюдевшая лесная страна оказалась зажата между Ордой и литвой, словно между молотом и наковальней. Платила дань. И. сама же уничтожала тот ничтожный жизненный ресурс, который после всех оговоренных «вычетов» все же оставался ей на долю.
Вот он, третий фактор. Северо-Восточная Русь в промежутке от 40-х годов XIII века до 1450 года служила ареной для невероятного количества междоусобных войн. Прежняя Владимирская Русь, то есть Северо-Восток от Юрия Долгорукого до Георгия Всеволодовича, сгинувшего в битве с Батыевой ратью, будучи и сильнее, и богаче своей наследницы ордынских времен, знала недуг междукняжеских распрей как нечто относительно редкое, как исключение из обычного положения дел. С приходом ордынской власти ситуация изменилась кардинально. Междоусобные войны, будто «черная смерть», приходили волнами, подолгу терзали страну, велись с невыносимой жестокостью.
На закате XIII века Владимирская Русь обагрилась кровью в годы непримиримой вооруженной борьбы «за великий стол» между Дмитрием Переславским и Андреем Городецким, родными братьями. Ее сменила долгая московско-тверская война, принесшая смерть святому Михаилу Тверскому, его сыну Дмитрию Грозные Очи и великому князю Московскому Юрию Даниловичу. В обоих конфликтах борющиеся стороны не стеснялись использовать друг против друга ордынскую силу и даже наводили татар на Русь.
А в 1425 году началась четвертьвековая внутренняя, если не сказать гражданская, война московского княжеского дома. Близкие родственники ослепляли друг друга, травили ядом и многое множество раз встречались в поле, с мечами в руках…
До этих трех больших войн, в промежутках между ними и на их фоне постоянно шли столкновения меньшего масштаба. Кровь лили щедро, города русские жгли немилосерднее татар, долг христианских правителей нарушали сплошь и рядом.
В результате совокупного действия всех трех перечисленных факторов Русь вела жизнь поневоле, избавленную от какой бы то ни было роскоши. Считали каждое зернышко, каждую частичку серебра. Каменное строительство, бывало, на десятилетия прекращалось. Храм, выстроенный из белого камня, даже самый скромный, даже в разы уступающий по масштабам величественным громадам домонгольской поры, становился символом могущества. Кремль из белого камня, выстроенный Дмитрием Донским, поражал воображение современников. Ремесло упало в качестве, упростилось в разнообразии. Иван Калита, по современным понятиям геополитический лидер Руси в 1330-х – первой половине 1340-х годов, скопидомно усчитывал в завещании каждую мелочь из своего невеликого имущества: вот, дети, дорогой пояс, шитый жемчугом, вот монисто новое, вот блюдо серебряное, а вот сердоликовая коробочка.
Ничтожная, нищая жизнь, наполненная унижением со стороны внешних врагов и злобой против врагов внутренних, постоянным ожиданием войны и готовностью прямо сейчас, за несколько минут, снарядиться в поход, породила особого рода воинов. Это вовсе не «вольные слуги»-дружинники удельной старины. Это бойцы, признавшие над собой право жизни и смерти в руке государевой.
Энергичные, стойкие, неприхотливые до такой степени, что могли ночевать в снегу и довольствоваться мучной болтанкой в качестве обеда, они являли равнодушие к смерти, стремительность, которую переняли от степняков, и жестокость к неприятелю. Они никогда не ждали пощады к себе самим. Уповали в военное время на Господа Бога, искусство воеводы и крепость воинского братства. Раненых, изувеченных, из боя их мог вытащить только такой же, как они, брат-воин, простой конник государев. А потому сложившийся при Иване III и позже старомосковский дух воинский был чужд геройства, молодечества, рыцарских игр; его пронизывали суровость, простота. От древности дошли былины, сказания о героях, имена самих этих героев: Илья Муромец, Никита Кожемяка, Евпатий Коловрат… Общество юной России не знало ничего подобного. «Бился честно», «от врага с товарищи своими отстоялся», «готов был смертную чашу пить», «государева дела искал», «службу служил прямо, никоторой кривизны в себе не имел» – вот слова, характерные для воинского быта Московского царства. Еще могли вспомнить добрым словом хорошего воеводу: «искусен», «храбор», «верен государю», воинам отец родной, градам и весям истинный защитник. А о прочих «гоплитах» царского воинства зачем говорить? Вышли в поход, бились крепко, стояли «на прямом деле» с врагом, а дальше либо голову сложили, либо вернулись здравы, оборонил Господь. Что еще говорить? О чем? О каких играх и забавах? О каких отдельных личностях, когда работала вся «фаланга»? Разве только о трусах или об изменниках особое слово: тот, побросав оружие, бежал, позор ему и роду его! Этот государю не прямил, в измене повинен. Казнить его!
ebooksa