В какой-то момент суета и вопли резко усилились, и я рассмотрел, как вокруг каких-то людей собираются кучки слушателей, охают, ахают, хохочут, а потом разбегаются, чтобы в свою очередь стать центром распространения такой горячей сплетни.
Я дошел до тюрьмы и пользуясь тем, что в городе кто-то постоянно вопил и топал, даже колокол где-то звонил, накинул кошку и взобрался на стальной флагшток чуть ли не над воротами. Затем втянул веревку и принялся вставлять в стыки плит оставшиеся у меня альпинистские приспособления. Стена здесь конечно высокая, но не как башня боярина, так что я вскоре уже перебрался через парапет, собрал веревки и тихо двинулся к ближайшей башне.
Против меня играет то, что я ни черта здесь не знаю, а на моей стороне то, что охранниками тюрьмы служат не оборотни, а отдельная стража. Дружинникам служить тюремщиками не нравится. Вспомогательную дружину, которая и несет охрану в тюрьме, набирают в дальних западных и южных пределах княжества, и они даже говорят на своих языках. Но здесь строго на русском. По приказу князя.
Почти час я бродил по тюремному замку, выискивая способ узнать, как мне разыскать мою Селену. И наконец повезло подслушать хоть что-то дельное. Я стоял в воротной башне за какой-то дверью и слушал как один стражник говорит другому:
— Ты мне проспорил серебрушку. Дочка Чапаги все-таки учудила.
— Что учудила? — возразил еще неинформированный товарищ. — Этот… как его… феяр… фирер…
— Фейерверк. Это называется фейерверк, деревня, — усмехнулся первый.
— Неважно. Он закончился, и ничего ни на кого не прилетело. Даже не воняло нисколько. Разве что дымом.
— А это отвлекающий маневр был! Девчонка-то хоть и дура, но с мозгами, — выдал противоречивое заключение информированный. — Она отправила свою компаньонку как бы готовить дерьмодождь, и та попалась. Даже жалко дурочку. Сидит здесь, и еще немало просидит, пока князь и боярин не успокоятся.
— Успокоятся? — переспросил второй.
— Ну да. Так-то ей предъявить нечего, кроме того, что она сеньору слушалась как по заветам положено. Но посидеть придется.
— А сеньора-то что сделала? Почему я тебе проиграл, как ты говоришь?
— О! — рассмеялся первый. — Она притащила к себе какого-то парня и с ним того… Жениху изменила.
— Что ты несешь? — возмутился вроде как проигравший. — Как притащила? Она же на вершине башни заперта была. Или нет?
— Она и сейчас заперта. Только с побитой задницей. Воет в окно так, что женщины внизу плачут.
Я подумал, что так и надо этой злобной Селене, сеньоре моей Селены.
— В общем так, — продолжил просвещать напарника дружинник-тюремщик. — Когда их застали… А застали их сам боярин и жених, так что отвертеться там никак. Девчонка голая, в одной простыне, и этот хмырь в окно вылазит. Стали спрашивать, ну она и сказала, что он к ней в окно постучал, а она под действием обиды и согласилась… Ну того… Изменить, значит. А потом добавила, что он вроде как её не сильно-то и спрашивал.
— Ну это врет! — усмехнулся собеседник. — Ей обернуться мгновение надо. Особенно если её уже раздели.
— А она и оборачивалась, но потом обратно в девку вернулась. Так что тут ты прав. Сама согласилась. Но… Так вот… Ей не поверили. Он же без крыльев был, так что на башню ну никак взлететь не мог. Тогда боярин выгнал всех, ремень взял, а рука у него тяжелая. Так что во всем созналась дочурка. Рассказала, что сама веревку притащила, как-то с парнем этим сговорилась, вроде как из окна махала, так что из служанок вроде никто не виноват. В общем, скинула веревку, тот и взобрался. Ну а дальше дело нехитрое. Только случайно она шнурок вызова служанки подергала, на том и спалилась. Служанка-то пришла и слушать стала под дверью.
— Ерунда! Служанка бы зашла, ну постучала.