Слышу, как начинает хлюпать носом, хочется одновременно чего-нибудь разломать и сжать ее в своих руках, от всего мира укрыть. Степень озверелости прямо невероятная.
Ну вот сколько можно лезть уже к нам? Ну заебали же!
Живем тихо, спокойно!
Мне квартиру дали на моем участке! Служебную! Чистую и красивую! Маленькую, но нам хватает… И работа мне нравится, несмотря на частый трешак, в ней происходящий! Зато меня на участке только по имени отчеству зовут! И здороваются с уважением за руку! Все! Даже бывшие сидельцы, ментов на дух не переносящие! И премию выплатили! Конечно, раньше мне ее хватило бы на один раз гульнуть в клубешнике… да и то не в полную силу. Но это раньше. А сейчас… Мы так радовались с Радужкой, напланировали, что купим… И ей тоже в ветеринарке выплатили первую зарплату…
Мы, обнявшись, танцевали в нашей пустой квартирке, из обстановки в которой только толстый матрас на полу и Герман в углу. А Шарик прыгал и норовил мне на руки залезть, лохматое чудовище… И не было никого на свете счастливее.
Потому что это было первое наше. Не чье-то там, данное с широкого плеча, кинутое, как собаке кость, а наше. Нами заработанное, за наши заслуги данное.
Это охренительное ощущение, самое кайфовое в мире. Ничего не сравнится, ничего!
И потому любую попытку влезть в это я безотчетно воспринимаю, как покушение на нас.
Понимаю, что неправильно. Радужке надо мириться с отцом, тем более, что он сам проявляет инициативу, приезжает… Не просит, он не умеет этого делать, но пытается говорить, пытается что-то предлагать… А мне не хочется, чтоб она слушала. Не хочется, чтоб брала. Почему-то кажется, что, стоит впустить в жизнь прошлое… И нас не станет. Дико, да, тупо. Но вот есть такое у меня, бзик такой, закидон.
— Радужка, смотри сама, — один бог знает, чего мне стоят эти слова! — если хочешь…
— Я хочу, чтоб он с тобой встретился! А не вот так… Словно в прятки играем… Взрослые люди…
— Ну, так я не против… — Блять, против! Но не скажешь же ей… — но первым не поеду…
— Нет, конечно нет… Все, у меня пациент, пока!
Она кладет трубку, а я сижу какое-то время в струпоре, прикидывая, как правильно поступить…
Не хочется никого к нам пускать, эти месяцы были настолько клевыми, сладкими и всеобъемлющими, что хочется их длить и длить.
Но мы не в вакууме, к сожалению. И это надо принять…
Открывается дверь, и я, глядя на посетителя, в очередной раз прихожу к выводу, что мир квантовый…
— Привет, — по-свойски здоровается длинный, нахально валясь на стул для посетителей.
— Привет, — отвечаю я, разглядывая родственничка и гадая, какого хера ему тут надо.
— Слушай… Давай без прелюдий, — начинает он, а я не могу не поржать: