Я шевелю плечами, заставляя Лекса и Вилка отпустить, выпрямляюсь, смотрю на подходящую Радужку с выжиданием и усмешкой. Последняя отдает дикой фальшью, но блять… Не могу по-другому. В конце концов, за ней ход, я все сделал, чтоб доказать свои чувства. Не на колени же перед ней падать…
В толпе, окружющей нас, гробовое молчание, и только камеры телефонов горят. Ох, блять, звездой ютуба буду…
Но это все фоном.
На первом месте — лицо моей Радужки, красивое и злое.
Ну давай, делай выбор, малышка…
И она делает.
Мне прилетает по роже маленькой, но твердой ладошкой. Один раз, второй, третий.
Не повторяю ошибок длинного, перехватываю нежно, тяну на себя и тут же целую центр ладони. Смотрю при этом только в яростные глаза, в момент поцелуя ставшие огромными и неверящими.
Ну да, прямо у всех на глазах. Ты меня бьешь, а я тебя целую. Да, Радужка. На все похер. Кроме тебя.
На задворках восприятия матерный рев длинного: “Какого хуя? А ну пустил!”
И какая-то возня.
Похоже, это охрана очень вовремя притащилась, перехватила дурака.
А мы с Радужкой опять в коконе, в безвоздушном пространстве. Я вижу, что она не дышит, смотрит на меня, смотрит… Губки размыкает, и я не могу терпеть, тянусь к ней. Прямо под прицелами камер, на глазах ее придурка-брата…
И вижу, что она тянется ко мне. Это совсем маленькое движение, но оно есть, оно для меня — карт бланш.
Я не успеваю поцеловать ее.
Охрана решает, наконец, что пора уже выполнять свои обязанности, и нас с длинным уводят на разборки.
Но перед тем, как подчиниться, я говорю Радужке громко, чтоб все слышали:
— Я тебя домой отвезу сегодня.
— Да с хера ли? — тут же начинает пузыриться длинный, но я его не слышу. Я смотрю только на нее, жду только от нее ответа.
Радужка сужает глаза и резко отворачивается, не говоря ни “да”, ни “нет”.