Хакерские гнезда в последние годы выжигали беспощадно — после президентского указа о пресечении противоправной компьютерной деятельности, который приравнял разработку нелегальных нейросетей к терроризму. Слишком дорого такие разработки обходились обществу, слишком много людей пострадали, когда терроризм переместился в мировую Сеть. Поэтому федеральные агенты сначала атаковали хакерские базы всеми имеющимися средствами вроде технороя, чтобы нелегальная нейросеть, порой снабженная армейскими системами вооружений, не сумела нанести сокрушительный ответный удар и не ускользнула в интернет. А уже потом приходили собирать выживших.
Когда Захарова нашли без сознания в полуразрушенном погребе, то приняли за подсобного техника, из числа которых не уцелел ни один. Если бы вскрылось, что он был хакером, его заперли бы в тюрьме до конца жизни — просто на всякий случай. Чтобы никогда больше не вздумал щелкать сенсорами, сука. Но он умел держать язык за зубами и правильно общаться с нейросетями дознавателей, слабо разбиравшихся в айти-технологиях, поэтому отделался легким испугом, баротравмами, сотрясением мозга и сломанной ногой.
Потом Юрий некоторое время подрабатывал всякими пустяками на электронных финансовых рынках, пока однажды на него не вышли давние знакомые из Канады, предложив выгодно продать кое-какие старые наработки. Захаров охотно взялся за дело, но быстро понял, что восстанавливать с нуля то, чем он некогда занимался на таежной базе параллельно созданию Гарма, придется очень долго. И не факт, что вообще получится.
Тогда-то и возникла у него смелая идея: вернуться в руины базы и поискать там останки серверов, не обнаруженные федералами. Многие рабочие системы были многократно продублированы и укрыты в толще скалы, поэтому кое-что власти могли и пропустить.
Может быть, даже отдельные контуры или эмуляции Гарма. Это был бы вообще царский подарок ротозейства от федералов, который мог принести Захарову солидную прибыль.
За прошедшее время Юрий повзрослел и поумнел, многое понял, как говорят в старых американских фильмах. Но по-прежнему обманывал себя тем, что ограбление крупных корпораций — это не преступление, а восстановление справедливости. Деньги, вырученные за продажу своих наработок, он совершенно искренне собирался отдать на благотворительность. В основном. Ну и себе оставить чуть-чуть, конечно. На достойную старость.
Отмотав с лебедки ховера немного троса, Захаров закрепил его конец на поясе, включил фонарик на каске и начал осторожно, нащупывая ногой раздробленные ступеньки, спускаться по полуразрушенной взрывом лестнице бывшей базы.
Федералы, конечно, постарались на славу. Объемный взрыв разрушил и перемешал здесь все, и Юрий содрогнулся, внезапно осознав, какой величины смертельная угроза просвистела у него буквально над головой. Фактически внутри базы уцелели только гранитные стены — все остальное было разрушено и искорежено до неузнаваемости. Трупы вынесли еще тогда, сразу после атаки, но хакер никогда не жаловался на воображение и мог себе представить этот мясной, хорошо прокрученный и запеченный фарш с обломками костей, в который превратились его знакомые.
Его замутило. Сердце подпрыгнуло к горлу, и ему даже пришлось остановиться, чтобы перевести дух.
Подсвечивая себе налобным фонарем, перехватывая рукой трос, который на всякий случай пропустил через кулак, он продолжил аккуратно спускаться — с абсолютно пустой головой и дрожью в коленях. Понятно, что сюрпризов в этом пустом каменном мешке быть уже не могло, что менты давно забрали отсюда то немногое, что не было уничтожено технороем, но подвести могла лестница, провалившись уровнем ниже. Да и на мощные стены, серьезно ослабленные взрывом, особой надежды не было: они могли просто сложиться внутрь, размазав по каменному полу всякого, кто окажется внутри. Так что миссия Захарова, рискованная с самого начала, оставалась довольно опасной.
А если его поймают на горячем, ему присудят двадцать лет на электрическом стуле. Но деньги, особенно бешеные, — прекрасное топливо для самых безрассудных поступков. Поэтому хакер упорно продолжал продвигаться вперед в надежде, что этот рейд принесет ему сказочные бабки. Такие бабки, ради которых вполне можно рискнуть головой.
Многие ставят собственную жизнь на карту и за гораздо меньшее — скажем, за дурацкое эффектное селфи.
А вообще-то в темной рукотворной пещере вполне мог поселиться медведь или там тигр какой-нибудь. Внезапно пораженный этой неожиданной мыслью Юрий замер и направил фонарик во мглу, которая вкрадчиво клубилась тучами потревоженной пыли за дверным проемом.
Почему-то в Москве он всерьез полагал, что дикое животное в логово человека, даже полуразрушенное, не полезет. В школе его, что ли, так научили, на уроках природоведения, что выпавшего из гнезда птенца нельзя брать в руки и сажать обратно — родители, учуяв человеческий дух, детеныша все равно бросят. Но сейчас, в кромешной темноте базы, за много километров от цивилизации, когда над головой остались несколько десятков кубометров грунта и скальных пород, от этой железобетонной уверенности не осталось и следа.
Надо было подробнее почитать о повадках таежных обитателей, вот что. Впрочем, Юрий считал, что информации из Википедии не стоит безоговорочно доверять. Когда боевые системы Гарма надежно хранили их от любопытства лесного зверья, хакер сохранял ледяное спокойствие. Но теперь все было совсем по-другому.
Осторожно ступив на уровень цокольного этажа, Захаров поспешно, чтобы никакая тварь внезапно не выпрыгнула из тьмы, направил свет фонарика в дверной проем, который когда-то был закрыт мощными металлическими створками. Теперь они валялись тут же, закопченные, погнутые, вывороченные ударной волной. Да уж, сила взрыва, порожденного облаками крошечных тварей, поражала воображение. Было совершенно непонятно, как Юрию вообще удалось выжить в этом огненном аду; когда он думал об этом, голова у него начинала кружиться.
Из дверного проема густо пахнуло приглушенной гарью, затхлостью и странной, непривычной вонью. Захарову очень редко приходилось сталкиваться с этим раздражающим неприятным запахом, и лет десять назад хакер не опознал бы его. Однако теперь он хорошо знал, что это такое, — довелось однажды столкнуться.
Захаров тогда собирался отправиться отдыхать на море. Перед отлетом он до упора занимался одним крутым компьютерным хаком, который разрабатывал в то время, потом некстати позвонил денежный клиент, до самолета оставалось всего ничего, так что ни пожрать толком, ни собраться как следует Юрий уже не успевал. Приложив коммуникатор к уху, он терпеливо отвечал на дебильные вопросы заказчика, другой рукой время от времени доставая из холодильника позавчерашние наггетсы и запихивая их в рот. Голод, как известно, не тетка, но дядька. Особенно голод замаскированный, про который не вспоминаешь, когда занят дико увлекательной работой, но который дает о себе знать с удвоенной силой, когда работа закончена.
Вернувшись домой с юга, переполненный впечатлениями, с заветным номером комма, доставшимся ему от курортного романа, Захаров обнаружил, что впопыхах, в промежутках между важными переговорами, поспешной жратвой и уходящим самолетом, неплотно прикрыл дверцу холодильника, и тот полторы недели простоял полуоткрытым. Естественно, все, что к тому времени могло испортиться внутри него, уже испортилось. Захаров выбросил кучу еды, всю в белых и зеленых точечках плесени, изнемогая от гнилостного запаха, пропитавшего весь холодильник, — душного, неприятного, замогильного, совершенно неестественного для живого человека.
Запаха морга.