А утром, вместе с похмельной тяжестью, пришла и мысль, которая давно копошилась в черепе. Слить эти данные кому-то и уйти на покой.
Открыть бар в мужском стиле. Облагородить его. Навезти мебели цвета темного дерева. Завесить стены болотного цвета гобеленами. Протянуть барную стойку от стены до стены. Приглушить свет до полумрака и встречать там гостей.
Это ведь тоже, своего рода, работа цензора. Люди будут приходить и на некоторое время забываться, – мечтательно думал Женька, то проваливаясь, то выныривая из забытья.
За последнюю неделю Женьку так часто перевозили с мешком на голове, что он окончательно перестал понимать, где находится. В городе ли? На военной базе? Как тут определишь по бетонным стенам.
Одиночная клетка с полированными прутьями сменялась одиночной камерой с твердыми откидными нарами. Иногда заходили люди в гражданке. Пинком сбрасывали с нар и вели на допрос.
– Где ты это взял? – спрашивал человек и тряс в руках флешку.
– Нашел возле дома. Посмотрел и ничего не понял. Решил, что можно выручить пару тысяч. Попробовал продать, тут меня и взяли. – Повторял заученную мантру Женька.
Он уже третьему или четвертому это говорит. А его все таскают по этим полуподвалам и конца этому не видно.
– Вот просветим тебя, тогда и посмотрим, что есть правда.
– Светите, – спокойно отвечал Женька.
Когда пригрозили в первый раз, он испугался. Но сейчас эти слова уже не воспринимались, как угроза.
– Убрать его!
Женьку увели.
На следующий день, снова с мешком на голове, куда-то повезли.
В этот раз условия оказались сносными. На нарах хоть матрас есть. Сбитый, правда, как будто туда камни зашили, но все же лучше, чем голые доски.
И на допрос не вытолкали, а, можно сказать, вежливо пригласили.
Долго вели мрачными коридорами.
Женька впереди и двое сзади.
Эхо шагов отскакивало от стен.
Как на расстрел ведут, – подумалось невольно.