Рыжеволосая девушка пренебрежительно пожала плечом:
– Не знаю, лет в семнадцать…
– И кто это был?
– Моя лучшая подруга, – усмехнулась она.
Юрий Николаевич снова вздрогнул. И так каждый раз, когда она улыбалась. Он заслонился от пациентки записями, будто щитом.
– И что она вам сделала? Какой был мотив убийства?
– Да ничего. Она оказалась легкой жертвой. Доверяла мне. Я ее отравила, а никто даже не подумал на меня, ведь я была убита горем. К слову, с тех пор у меня нет друзей. Не могу сказать, что я сильно расстроена этим фактом, потому что убивать каждого друга было бы слишком подозрительно, а соблазн велик, – она словно рассуждала какая обувь лучше подходит к ее платью: красные босоножки или черные балетки.
– Значит, никакого мотива? Просто потому что захотелось?
Девушка кивнула, и Юрий Николаевич в очередной раз нервно выдохнул:
– А остальные жертвы? Что с ними?
– Ровно то же самое. Если вам нужен мотив, то считайте меня сумасшедшей, – она хихикнула. – Ведь не зря же меня определили в эту симпатичную лечебницу. Будь я коварной интриганкой, которая наживалась бы на смертях, то мое место было бы в тюрьме, а не здесь. Хотя… мне плевать на ваше мнение.
– Регина, вы сами считаете нормальным в двадцать три года иметь послужной список в девять трупов?
– Не хотите стать юбилейным, доктор? – предложила она и захохотала при виде белого, как снег, лица психиатра.
* * *Борис Григорьевич дотошно изучал предоставленные документы, и, пока цифры на часах лениво вели свой счет, Марк обливался потом. В кабинете начальника было душно, хотя окно открыли настежь. И судя по крупицам на лысине Бориса Григорьевича, от жары мучился не только Марк.
Начальник вздрогнул, будто прочитал в отчете что-то ужасное, а затем поднял на Марка тяжелый взгляд, который напоминал ему глаза-пуговицы у плюшевого медведя. Борис Григорьевич никогда не мигал и смотрел так угнетающе, что легкие постепенно превращались в изюм.
– А теперь русским языком объясни, что за чертовщину ты предлагаешь? Обнуление? На что тебе выделялись деньги, ястреб? На омолаживающую сыворотку! – пробасил Борис Григорьевич и стукнул кулаком по столу. Чайная ложка в кружке обиженно звякнула. – А в результате что? Препарат, стирающий личность?!
– Можно сказать, это и есть омолаживающая сыворотка, – терпеливо пояснил Марк.
Ноги не выдержали, и он рухнул на стул. Протер влажные ладони о белый халат:
– Вы только вдумайтесь: «Обнуление» на девяносто процентов снизит затраты на содержание тюрем и психбольниц!
– Каким образом? Ты предлагаешь вернуть человека в состояние новорожденного, вот только на самом деле он таким являться не будет. В результате мы получаем на несколько месяцев беспомощных взрослых, которые даже нужду справлять не умеют! – Борис Григорьевич потянул за черный галстук, расслабляя узел. Затем снова пролистал отчет Марка и зачитал абзац: – «Буквально за пару минут сознание подопытной мыши полностью очищается, ее память, навыки стираются, и она откатывается до уровня новорожденной особи. Остаются лишь врожденные инстинкты, которые за несколько дней помогают ей восстановиться до прежнего состояния. Но это уже совсем другая мышь. Ее поведение отличается от изначального, отсутствуют прежние страхи, увеличена подвижность. Она явно омолодилась…». То есть тебя ничего не смущает? – он снова посмотрел на Марка глазами-пуговицами.