Ещё вчера Геральт при полном отсутствии слуха понял, что этот человек ни петь, ни играть на чём-либо не умеет. А уж со слухом у него ещё хуже, чем у самого ведьмака.
Наконец Одноглазый Орфей добрался до пастушьей дудочки…
И произошло чудо.
Печальный напев коснулся каждого уха, заставил трепетать барабанные перепонки…
И сразу всем стало ясно, что оставаться в этом дурацком зале нет никакого смысла, что погода на улице чудесная, а родной дом, контора или мастерская — это та же тюрьма, и семья — тяжкие цепи, и в ногах играет молодая, весёлая и неуёмная сила, и надо, надо, надо идти вслед за этим удивительным посланцем иных, лучших миров туда, в неведомые и прекрасные дали, и…
— Да, да! — твердил Лютик. Глаза у него сделались стеклянными. — Как же я раньше не замечал этого? Нет, не бродягой я был, а унылым домоседом по сравнению с этим величайшим певцом всех времён и народов! В путь, Геральт! В путь, Эсси! Перед нами бесконечность!
Поэт много чего не замечал. Например, того, что тяжёлый медальон с волчьей головой на груди ведьмака поднялся и натянул цепь параллельно земле, а потом и вовсе устремился ввысь!
Это означало, что магия зашкаливает.
Даже Геральт приподнялся с лавки, чтобы вместе со всеми устремиться к выходу. И опомнился только на площади, кишащей народом.
Одноглазый Орфей бросил весь свой инструментарий и с одной только дудочкой возглавил шествие.
Изо всех домов вольного города Первограда выбегали люди — счетоводы, конторщики, ремесленники, женщины с выводками детей. Стражники бросали свои посты, выстраивались в колонны по трое и, печатая строевой шаг по булыжной мостовой, присоединялись к процессии.
Замыкали шествие бездомные собаки и домашние гуси.
Геральт уже потерял Лютика в толпе, только Эсси, отшвырнув свою кифару, всё ещё цеплялась за рукав ведьмака и повторяла:
— Правда ведь, он прелесть? Правда ведь, он прелесть?
Людской поток выплеснулся за ворота, прихватив стражников-лихоимцев, и потянулся по дороге.
Время от времени Одноглазый Орфей оглядывался, снова подносил к губам дудку — и дивная мелодия вливала в людей новые силы…
Потом Помпей Смык свернул с тракта и повёл народ лугом.
— Люди, куда вы? — кричал Геральт. — Остановитесь! Там же болото! Чёрная трясина! Кикиморы!
Но никто его не слышал.
Он кое-как выбрался из толпы (были уже спотнувшиеся и затоптанные) и побежал сбоку, приговаривая: