На ужин они заказали пирог с крольчатиной, и Роб съел его с большим удовольствием. Цирюльник же набросился не на еду, а на трактирщика.
– Если мне и удается найти в этом пироге мясо, то оно слишком жесткое или чересчур уж острое, сверх разумного, – ворчал он. – Ну, плату можно поднять. – И тут же спохватился: – Немного поднять.
– Действительно, приправы никуда не годятся, – поддержал его Роб. – Вот у вас такого никогда не бывает. Меня всегда восхищало, как вы готовите дичь.
– Какую же плату ты сам считаешь справедливой? Для парня шестнадцати лет от роду?
– Я не хочу получать плату.
– Не хочешь платы? – Цирюльник поглядел на него с подозрением.
– Не хочу. Вы получаете доход от продажи Особого Снадобья и от лечения больных. Вот и я хочу получать доход от продажи каждого двенадцатого пузырька Снадобья и от лечения каждого двенадцатого пациента.
– Каждого двадцатого пузырька и каждого двадцатого пациента.
Роб заколебался всего на мгновение, потом кивнул, соглашаясь.
– Эти условия действительны один год, после чего подлежат пересмотру по обоюдному согласию.
– По рукам!
– По рукам, – спокойно ответил Роб.
Следующая кружка пива понравилась обоим, и оба усмехнулись.
– Ха! – воскликнул Цирюльник.
– Ха! – отозвался Роб.
К новым расходам Цирюльник отнесся со всей серьезностью. Когда они приехали в Нортгемптон, славившийся мастерами-умельцами, он нанял плотника, и тот сделал вторую загородку с занавесом, а уже в следующем городке на их пути, Хантингтоне, хозяин установил эту загородку недалеко от своей собственной.
– Пришло время тебе становиться на ноги, – сказал он Робу.
После представления и рисования портретов Роб водворился в загородке и стал ждать пациентов.
Посмеются ли они, едва взглянув на него? Или же, размышлял он, повернутся и встанут в очередь к Цирюльнику?
Первый пациент болезненно поморщился, когда Роб взял его за руки – ему на кисть наступила его же собственная старая корова.