– В пути – то другое. Когда впервые ломаешь – они тебя как бы находят и запоминают. А потом уже просто следят.
– Следят? – растерянно переспросил Митяй.
– Ну, может, не следят, а так, присматривают.
– Но зачем?
– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Дуст. – Бояться, что мы разболтаем, – смешно, всё равно никто не поверит, а нас могут и в психушку определить. На профилактику.
– Ну и как, прямо сейчас – присматривают?
– Хрен их знает, – буркнул Дуст. – Вроде не видно никого.
– Слушай, Дуст, – протянул Митяй задумчиво. – А ты можешь с рациональной позиции объяснить – зачем они, кем бы эти люди в черном не оказались, подсовывают нам дубликаты наших вещей? Какой в этом смысл?
Дуст сначала сделал умное лицо, но затем по-простецки поскреб затылок и всё впечатление враз испортил.
– Предположить – могу. Объяснить – вряд ли, – обтекаемо ответил он.
– Ну и?
– Ищут рынки сбыта, – фыркнул Дуст.
– А серьезно?
– Да какое тут может быть серьезно? – вздохнул Дуст. – Версий-то я сотню могу накидать, это пожалуйста, только проку-то от них? Ни проверить, ни измерить…
– Но должен же быть в этом какой-то смысл!
– Смысл наверняка есть. Смысл есть всегда, но, чтобы до него дойти, нам не хватает информации. Поэтому самое умное, что мы можем сделать, Митька, это собирать ее. Собирать и помалкивать. Да, и еще: если рассудок и жизнь дороги вам, остерегайтесь торфяных болот! В смысле, в одиночку вечерами не ходи.
Митяй подумал, что и так давно уже не появлялся в безлюдных местах поздним вечером. Да и в людных тоже. С работы скорее домой и на все замки запереться… Анжела, кажется, обиделась, не звонит. А как ей объяснишь, что в кино не стремно, стремно потом, после кино ее проводить и в одиночку к себе возвращаться?
– Ладно, друг мой ситный, – вздохнул Дуст. – Вылезаем, закрываться буду. По пивку даже не предлагаю.
В полдвенадцатого ночи Дуст перезвонил Митяю и похоронным голосом сообщил:
– Митька! Прикинь: тот ноут, который у меня пять дней от неправильного бэ-пэ пахал, заразился.