Матурана покорно склонил голову.
— Докажи, чужеземец, свою силу. Видишь эту черепицу? Разбей ее.
Юноша поднял на Бина твердый на удивление взгляд.
— Я не умею разбивать камни, Высший. Разве это поможет справиться с недругами?
Бин поморщился. Такой попутчик будет избранникам только обузой.
— Хорошо. Тогда попробуй защититься от человека. Брат Фын!
Один из теней-Настоятелей, невысокий монах, глава кона меча, встал и поклонился Верховным. Но Матурана виновато отступил.
— Мне нельзя сражаться, Высшие, если нет угрозы жизни. Учитель говорил о любви ко всем, в том числе и к врагу, а не о ненависти. Он запрещал пускать в ход силу.
На Архипелаге Учителем звали главу общины.
— Оставим это, брат Бин, — подал голос безмолвствовавший Тао-южанин.
«Чужак совсем не так прост, как пытается показаться. Может быть, он слаб телом, но наверняка силен духом.»
— Он умен и смекалист; думаю, избранники сумеют защитить его в случае нужды. А нет — пусть пеняет на себя и своего Учителя. Пусть идет!
Бин поразмыслил.
— Ладно, брат Тао! Пусть. Ступай, чужеземец! Ты пойдешь с избранниками. Сатэ очень хвалил тебя, так не подведи же его!
Сатэ вздохнул с облегчением. Последний козырь не понадобился, Матурану допустили к Обряду и так.
Хранитель не хотел без нужды раскрывать истинную сущность островитянина даже Первым-в-храме. Удивительно еще, как монахи не обратили внимания на главную татуировку, что украшала левое предплечье.
Матурана поклонился и покинул таут. Несколько минут все Настоятели молчали.
— До рассвета, братья. Завтрашний день станет первым днем Обряда. Воззовем к Каоме, дабы хранил он наших посланников.
Все на несколько мгновений склонились, и направились к выходу.
— Сатэ! — окликнул Бин. — Подобрал ли ты себе нового Хранителя?