Зато прочие окружили волка.
— Рыжий, назад! — теперь зарычал уже Одинокий Воин повелительно.
Волк попробовал назад. У него не получилось.
— Лезь на дерево! — приказал тогда тигр. «Я не умею!» — собирался ответить волк. Удар за ударом обрушились на хребет…
«Всего три добычи, всего-то три жертвы на охоте…» — подумал он перед тем, как провалиться в незнание и бесчувствие.
— Не знаю, спас ли он тебя, коллега, но сам он безнадежно искалечен.
Бульмастифф услышал стерильное рычание переводчицы-слонихи. Он хотел было лихо вскочить, как проделывал дома, в травах степей… И взвыл от тотальной, раскалывающей и уводящей боли.
Когда он вновь очнулся, над ним высился морщинистый серый лоб… И синева неба. Яростная, экваториальная. На которую трудно смотреть.
Огненный лик в обрамлении черных полос отодвинул носителя хобота. Или, скорее, слон поспешил уступить место.
Одинокий Воин глаза в глаза встретился с волком. И волк ощутил: Одинокий Воин признавал в нем равного. Несмотря на то, что победил питона… Плевать, что порвал два десятка обезьян, тогда как волку для поражения хватило и трех.
— Прощай! — просто сказал Одинокий Воин.
— Его возможно вылечить, — произнесла слониха. — Ходить он уже не будет, но мыслить… Гуманное общество слонов готово помочь и принять коллегу… м-м… буленбейсера, если не ошибаюсь… на почетное пропитание до конца дней.
Яростное небо усмехнулось.
— Нет, — коротко рыкнул Одинокий Воин. И волк — да, конечно же, какой бульмастифф? перед лицом вечности только волк — подтвердил:
— Нет.
Они ведь оба были бойцами. Какие еще нужны слова?
— Подари мне отпускающий удар, — все же сказал волк, скорее чтобы оправдать друга в глазах слонов, китов и прочих отстраненных мыслителей.
А что раздумывать о жизни, эй, философы-инородцы? Вот она! Вкус крови, сохранившийся после схватки, это последний вкус жизни, который он запомнит. Память, впрочем, будет недолгой.
Одинокий Воин склонил голову в знак почтения, замер так на долю небосвода…
— Счастливого пути… Одинокий Волк!