После Марка ван Торенса на экранах показался Батт. Вокруг его глаз залегли темные круги — не много же шефу довелось поспать за последние недели.
— Мне мало что остается добавить к словам Марка, — сказал он просто. — Я тоже желаю вам удачи. И верю в вас. Вперед, в небо… И обязательно возвращайтесь.
К икс-команде обратились еще несколько человек. В общем-то все говорили одно и то же. А что еще можно было сказать в такой момент? Но Пир поймал себя на мысли, что жадно слушает каждого оратора и готов слушать их хоть до вечера.
Потом оперативники тщательно и неторопливо упаковывались в «Скорлупу» с дополнительным медицинским модулем. Проверяли оружие. Подбадривали друг друга, как могли. Дистанционщики тоже облачались в «Скорлупу» — даже если им и не придется покидать железное чрево «Эвенджера», без защитных костюмов они бы не обошлись: Марс все же не загородный парк. Он хуже Антарктиды… Пир многое узнал в последнее время о Марсе.
Нестройной цепочкой икскомовцы тянулись к «Эвенджеру». Поднимались по сходне. Проходили мимо неподвижных и безжизненных танков — и укладывались в кресла. Подключали разъемы медицинского модуля к гнездам на панелях коконов-антигравов, вверяя свои тела электронным врачам.
Пир, воткнув серебристые штекеры, удовлетворенно дождался мелодичного сигнала и зеленого огонька на пульте. Его врач сигнализировал, что все в порядке. В вену комаром вонзилась игла, и сознание Пира стало мутнеть.
— До встречи, ребята, — сказал он заплетающимся языком. — До встречи на Марсе…
Его услышали почти все. А кое-кто успел даже ответить, прежде чем забылся.
Сходня медленно и плавно поднялась. Пилоты, бодрствующие пока все вчетвером, приступили к делу. Мигнув габаритными огоньками, «Эвенджер» отдался мощи работающих двигателей. Тягачи лишь вытащили его по узкому наклонному рукаву наружу, на плотный укатанный снег.
— С Богом! — выдохнул на базе «Европа» Майкл Батт. И один из пилотов поднял «Эвенджер» в голубое и безоблачное небо длинного-длинного антарктического летнего дня.
Пир выплывал из мутной глубины сна. Сознание прояснялось, мысли обретали стройность, а туман мало-помалу улетучивался из головы.
Если он проснулся, значит, перелет благополучно завершился. И под опорами «Эвенджера» — плоть другой планеты. Марса. Красная каменистая плоть.
Пир пошевелился. К конечностям возвращалась жизнь, прогоняя стада назойливых прохладных мурашек, обосновавшихся в каждой мышце.
Кокон-антиграв аккуратно опустил Пира в кресло и бесшумно отключился. Погас зеленый глазок. Пир отстегнул медицинский модуль от «Скорлупы», даже не выдернув штекеры. А зачем?
Зажегся другой огонек, на пульте. Пир вызвал на один из мониторов в спинке переднего кресла пилотскую кабину, а на второй — изображение с внешних датчиков. Второй монитор сразу налился густо-красным.
Марс выглядел точь-в-точь как на фотографиях. Необычно красная каменистая пустыня. Было очень странно видеть ее, совершенно безжизненную. На Земле, даже в самых гиблых местах можно увидеть упрямый живой стебелек, сухую травинку, насекомое…
Здесь все дышало смертью, даже сквозь глаз видеодатчика и матрицу монитора. Смерть. Мир смерти.
А они принесли сюда еще немного ее же — той, что рано или поздно приходит за каждым. Просто Земле нужно, чтобы за этериалами и сектоидами, за флоатерами, мутонами и человекозмеями смерть пришла пораньше. За ними и их беспощадными созданиями, будь то робот-кибердиск или сгорающий в вихре неудержимого метаболизма хризалид.
— С добрым утром, Пир, — сказал кто-то из пилотов.
Они, конечно, уже давно на ногах, все четверо. Вахтенный разбудил троих коллег еще на подлете к Марсу, на орбите. Посадка — достаточно важный процесс, чтобы доверять его одному человеку. Даже если это посадка в автоматическом режиме и пилоты остаются лишь наблюдателями большей частью.