Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

— Грустно, — фыркнул я. — Грустно ему!

Чистяков вздохнул.

— Интересно, долго это все будет тянуться? — спросил я, понимая, что вопрос риторический. — Долго прятаться придется?.

— Наверное, долго. — Костя пожал плечами. — Вдруг чужие вздумают тут обосноваться? Тогда — всю жизнь.

— Чужие живут в космосе, — проворчал я. — Что им какой-то мирок? Эпизод, не более. Наведут порядок и уберутся.

Костя не ответил. Космос, конечно, космосом, но базы-то у чужих на многих планетах имеются. Одной больше, одной меньше…

Неужели они в течение многих лет оставались в неведении относительно волжских руд? Мне всегда казалось, что нашу галактику древние расы успели обшарить вдоль и поперек. Сколько раз земные корабли на очередной планете натыкались на заброшенные шахты, выработанные до последней крупинки? Много. Чуть ли не на каждом новооткрытом мире. И вдруг — такой лакомый шмат, как Волга!

Чувствуется во всем этом какой-то скрытый подвох.

Что же ты отыскал на своем злосчастном островке, дядя Рома? Хорошо или плохо, что ты не догадался копнуть поглубже? Каких еще демонов ты мог бы призвать из галактического небытия?

Но в одном Чистяков прав. Грустно это все. И грустно быть камешком, порождающим разрушительную лавину.

Я стиснул зубы. Костя на соседнем кресле задумчиво поковырял сначала в одном в ухе, потом в другом, и я поймал себя на мысли, что мне хочется сделать тоже самое.

Что-то тут не то.

Я вслушался в ощущения. Гудит вроде бы что-то. И на перепонки давит — словно спустился на скоростном лифте на пол километра вниз. За секунду-другую.

Вездеход снова клюнул носом, притормаживая. Я обшарил взглядом все, что можно было рассмотреть из кабины. С боков и в небе перед нами ничего необычного не нашлось. Тогда я толкнул дверцу и выскочил наружу. Костя тоже.

Позади, на юго-востоке, горизонт снова цвел белесыми клубами. Потревоженная атмосфера бурлила, как вода в стакане с кипятильником.

Нас догонял еще один крейсер — не такой, похоже, огромный, как суперкорабль над моим островком. Но тоже не маленький.

Вскоре мы его увидели. Исполинский, в полнеба, диск. Идеальных очертаний, обтекаемый, как морская раковина. И он вовсе не был похож на бублик, как первые корабли чужих, появившиеся на орбите у Волги. На этот раз диск, не тор.

А суперкорабль над моим островком имел форму наконечника стрелы. Уплощенное сердечко с хвостиком, знак карточной масти «пик».

Фил с пацаном тоже выбрались из вездехода и ошеломленно глядели на приближающуюся громадину. Челюсть у Фила, по-моему, прочно приросла к груди. А к лицу приросло выражение безграничного удивления.

Странный парень. Где он, черт побери, рос? Понятно, что в захолустье, но не настолько же, чтоб по любому поводу отвешивать челюсть!