Смерть или слава. Чёрная эстафета

22
18
20
22
24
26
28
30

Вошли и остальные.

Они попали в просторный зал, сильно напомнивший Зислису общую камеру новосаратовской тюрьмы, только тюремная камера была, конечно же, раз в десять меньше.

Двухъярусные кровати в несколько рядов. Десяток длинных столов; возле каждого — по паре таких же длинных лавок с низкими спинками. Еще несколько лавок вдоль стен. И все.

В зале было полно людей — около сотни, не меньше. Некоторые лежали на койках, некоторые расселись за столы, некоторые бесцельно бродили по свободному месту. Сейчас все, конечно же, уставились на новичков и на тюремщиков.

— Усстраиватьсся! — прогнусавил аппарат-переводчик. — Сскоро кормежжка! Жждать!

И свайги один за другим покинули зал. Прямоугольная дверь затянулась в считанные секунды — заросла, как и не было.

— Пан лейтенант! — услышал Зислис знакомый голос.

Так и есть — служака-патрульный, которого пришибли чем-то нервным еще во время первой атаки. Первое знакомое лицо в толпе.

А вон и второе — постная физиономия Стивена Бэкхема, начальника смены со станции наблюдения.

— Ба! — сказал кто-то с койки верхнего яруса. — Да это же Зислис!

Кто-то тотчас привстал и на соседней койке. Зислис присмотрелся и с огромным облегчением узнал сначала Артура Мустяцу, а потом Валентина Хаецкого. Одного из старателей-звездолетчиков.

А когда с койки в проход соскочил Пашка Суваев, невольный спец по чужим, Зислис вдруг стряхнул с себя мрачное оцепенение и с подъемом подумал: «И чего это я помирать заранее собрался? Жизнь-то налаживается…»

И вероятно, не только Зислис увидел знакомые лица. Фломастер вдруг ощерился, метнулся к столу и выдернул из ряда сидящих тучного мужчину лет пятидесяти — за шиворот, как тряпичную куклу.

— Вот ты где! — процедил Фломастер с угрозой. — Ну что? Спас свою жопу?

Мужчина был в полковничьем мундире.

Но Фломастер не успел даже как следует съездить полков-нику-дезертиру по физиономии — какая-то женщина с криком повисла у лейтенанта на руке.

— Да ну его, — сказал вдруг Ханька и равнодушно сплюнул. — Сейчас мы все равны.

— Я тоже мог удрать на лайнере, — сердито сказал Фломастер и несильно отпихнул женщину. — Но я остался. — И уже громче — женщине, продолжающей голосить: — Да заткнись ты! Забирай своего муженька…

Он отпустил полковника, и тот бессильно осел на лавку. Без единого звука.

— Директорат тоже здесь? — мрачно осведомился Фломастер.