Герда кивнула:
— Обязательно навести.
Маленькая разбойница пришпорила коня и понеслась вскачь.
— Дикая какая-то, — изрек Кай. — Тебе не кажется, что она — оборотень?
— У каждого свои недостатки, — задумчиво ответила Герда, думая о чем-то своем.
Сергей Лукьяненко. Витя Солнышкин и Иосиф Сталин
Все здесь было именно так, как Витя себе представлял, как помнил по фотографиям и фильмам: обшитые деревом стены, стол, покрытый зеленым сукном, на столе — бронзовая лампа, хрустальная пепельница, черные телефонные аппараты… Витя едва не подумал «старинные телефоны», но тут же мысленно поправился. Не было в них ничего старинного, пока еще не было.
А вот к чему Витя оказался не готов — так это к запаху трубочного табака. Не очень-то и противному, не очень резкому, но настолько устоявшемуся, что сразу понятно — тут курят. Все время курят.
— Здравствуйте, товарищ Сталин, — сказал Витя, волнуясь.
Сталин, изучавший бумаги в тоненькой папке, посмотрел на него, пыхнул трубкой, кивнул.
— Здравствуй, пионер Витя Солнышкин. Хорошая у тебя фамилия, радостная.
— Отец был беспризорником, фамилию свою не помнил, в детдоме придумали, — отбарабанил Витя. Вздохнул и добавил: — Только на самом деле это неправда. Отец фамилию помнит, она дворянская. Потому и не назвался.
— На отца доносишь? — добродушно спросил Сталин.
— Нет, товарищ Сталин, — сказал Витя. — Отец настоящий коммунист, а сын за отца не в ответе. Вы извините, я волнуюсь.
Сталин кивнул. Указал на кожаное кресло перед столом.
— Садись, пионер Солнышкин. Рассказывай, зачем пришел.
Витя сел. Перед ним оказался угол стола, на котором стоял большой поднос — чайник, стаканы в мельхиоровых подстаканниках, несколько вазочек с конфетами и печеньем.
— Ешь, пионер, — добродушно сказал Сталин. — Организм молодой, сладкого хочет.
Сладкого действительно хотелось, и Витя взял конфету. Развернул и сказал — отчаянно, будто прыгая вниз с парашютной вышки в парке культуры и отдыха имени великого пролетарского писателя Максима Горького:
— На самом деле, товарищ Сталин, организм-то молодой, а я сам — не очень. Я даже немного старше вас, товарищ Сталин. Мне шестьдесят четыре года.