Сиверцев с некоторым недоумением принял таинственную вещицу, пытаясь понять за каким хреном Псих её выудил, поскольку речь недавно шла о совершенно определённом предмете — а именно о зубной щётке. Потом Ваня догадался вынуть затычку.
Так и есть: алая пробка была перевёртышем, а синяя часть пластмасски — полым внешним чехлом, внутри которого пряталась головка зубной щётки. Ворс щётки был убогонький, без массажных вставок, и добавок невероятно грубый и жёсткий.
— Мама дорогая, — впечатлился Сиверцев. — Это что за девайс такой убойный? Китайцы, что ли, строгают?
— Реликт, — ностальгически вздохнул Псих. — Мейд ин Советский Союз. Из моих личных запасов. Нулевая, между прочим, ни разу не пользованная. Владей, дарю.
— Спасибо. — Сиверцев иронически приложил руку с зубной пастой к сердцу и сдержанно поклонился. — Буду хранить!
От внимания Сиверцева не ускользнул тот факт, что на выпавшую из рюкзака железяку Псих в процессе вручения ретро-щётки ненавязчиво наступил, да так и остался стоять на этом месте. Об этом Ваня вскользь подумал по пути назад, в санузел.
Щётка и впрямь была жёсткая — дальше некуда, а паста, похоже, оказалась детской, поскольку была ароматизирована какой-то карамелью. Однако воспользоваться этим всё равно было несравненно приятнее, чем со скрипом елозить по зубам указательным пальцем. В основную комнату-холл Сиверцев вернулся повеселевший и посвежевший.
— Ну как? — поинтересовался Псих.
— Как будто клубники налопался! — бодро отрапортовал Сиверцев.
— Сейчас другого налопаемся, — сообщил Псих и хитро подмигнул. — Гляди, что у меня есть!
И он выставил перед собой винную бутылку, бело-зелёной этикеткой вперёд.
«Массандра», — было написано сверху на этикетке. И чуть ниже — «Портвейн белый крымский».
И ещё картинка — восточного вида домик с башенкой, кипарисы перед ним и внизу — четыре стилизованных медали.
— От это да-а-а!!! — восхитился Сиверцев вполне искренне.
— Напиток молодости, — сообщил Псих. — Я вообще-то хотел двадцать пятое апреля отметить. Второй свой день рождения, когда меня грузовик переехал, но таки не совсем насмерть. В этом году сорок лет как раз. Но всё не с кем было.
Он разлил вино по металлическим кружкам; у Сиверцева против воли затрепетали ноздри — до того оно было ароматное.
— Моя старшая сестра в серванте такую же бутылку прятала, — продолжал вспоминать Псих. — Мне лет десять, наверное, было, ну и я решил попробовать. Даже понравилось!
— Сильно взгрели? — поинтересовался Сиверцев со знанием дела, потому что у каждого русского мужчины найдутся воспоминания подобного рода.
— Вообще не взгрели! — гордо поведал Псих. — Думаю, никто и не заметил. Я ж не всё выдул, отлил в стаканчик на палец, а что осталось — на место. Зато потом как свои деньги начали появляться, в старших классах уже, только такую Массандру и пил. Ну, красный ещё портвейн в магазинах иногда бывал, его тоже. Будем здоровы!
— Ой, будем!