Поколение

А сколько неоправданных потерь мы несем: человеческого здоровья, труда, нервов, которые никогда и ничем не восполнишь: ни заработанными большими деньгами, ни хорошей квартирой на «материке», ни персональной пенсией в старости.

После разговора с начальником Сакулин принял решение действовать, делать то, на что ему не может дать «добро» ни одно самое высокое начальство. Его мог дать себе только сам Сакулин. Высшим начальством для него был он сам. Сакулин уже давно привык распоряжаться своею судьбою. Слушая, что ему говорит начальник треста Максименко, Сакулин неожиданно подумал: «А может, хватит гусарить? Ведь седьмой десяток землю топчешь, а все не угомонишься. Что, тебе больше всех надо? — И тут же ответил сам себе: — Нет, ты всю жизнь прожил так, а теперь не к чему меняться. Да и не сможешь ты по-другому… Не сможешь».

Сакулин приехал на участок трассы, где работали сотни людей его дорожно-строительного управления. Он знал, что делать, и сразу пошел к секретарю парткома Карташову. Они сидели в клетушке вагончика, которая служила Карташову рабочим кабинетом. Сакулин рассказал о своем решении.

— Окстись, Сергей Семенович, окстись! — испуганно замахал на него руками Карташов.

Секретарь парткома был человеком не робкого десятка. Сакулин знал его как смелого и толкового инженера. Они вместе работали на прокладке газопровода «Бухара — Урал» и «Средняя Азия — Центр». То, что предлагал сейчас начальник управления, напугало и этого видавшего виды человека.

Сакулин усмехнулся внезапно мелькнувшей мысли. «Видно, страх выбил из Карташова это просторечное слово «окстись». Он не ожидал услышать его от этого интеллигентного и делового человека.

— Да вы понимаете, что такое — остановить работы на трассе, не дать газ предприятиям, которые уже построены и ждут его? Это же подсудное дело!

— Понимаю, — жестко ответил Сакулин. — Зато наши рабочие зимой будут жить в нормальном поселке с теплым общежитием, баней, медпунктом и красным уголком, где каждый день станем проводить лекции, организовывать концерты самодеятельных артистов, крутить кино.

— К тому времени, — прервал его Карташов, — нам с вами придется крутить совсем другое кино и в другом месте. Вы как хотите, а я на эту авантюру не пойду и вам не позволю.

— А я у вас и спрашивать не буду! — вспылил Сакулин.

— Как это? Для вас что — другая партийная дисциплина?

— Для нас всех дисциплина одна. Только сейчас не война, и люди должны жить нормально. Давайте соберем коллектив, спросим рабочих.

— Демагогия! — опять не выдержал секретарь парткома. — Вы куда клоните?

— Я клоню к одному, — спокойно сказал Сакулин. — Мы не только лозунги должны произносить: «Все для человека!» — но и все делать для него. Мы лично с вами, а не кто-то другой. И потом, Павел Иванович, с каких это пор решение собрать людей и объяснить им ситуацию стали называть демагогией? От нас, руководителей, всегда требуют одного — советоваться с людьми, выполнять их волю. Вот давайте соберем коллектив и посмотрим, за что люди проголосуют.

— Сергей Семенович, ну зачем ты это затеваешь? — спросил Карташов, и лицо его стала заливать краска.

— Когда-то с этими «времянками» надо кончать. Людям надо жить нормально. Жизнь у них одна-единственная…

Сакулин умолк. Молчал и Карташов.

— Вы только, Павел Иванович, не мешайте мне, — как-то просяще прозвучал голос Сакулина. — Прошу вас, не мешайте. Я точно рассчитал, чем это кончится. За осень мы построим поселок. Пусть меня снимут, но люди будут зимовать в нормальных условиях и не уйдут с трассы. Сохраним кадры. И наконец начнем нормально работать. Я ничего не изобретаю. Такое уже было на других стройках. Нужно, чтобы кто-то взял на себя ответственность. И все. А потом все образуется. Вы наверстаете зимой упущенное осенью. — Понизив голос до шепота, Сакулин заговорщически сказал: — У меня есть даже расчет. Если правильно повести дело, то можно добиться вашего, Павел Иванович, назначения на должность начальника управления. Меня бы это вполне устраивало. Вы умный, знающий производство инженер, и при вас управление работало бы без сегодняшних сбоев. И я был бы спокоен.

— Да за кого вы меня принимаете? — возмущенно поднялся с места Карташов.

— А вы не горячитесь, Павел Иванович. Не горячитесь. Я ведь серьезно говорю… Когда речь идет о жизненных интересах сотен людей, то наши амбиции неуместны. А сейчас именно так обстоит дело.