— Одобряю, — помедлив мгновение, вынес вердикт глава государства. — Мы получили добротный урок в новой для нас сфере. Можно сказать, сбиты на взлёте. Что же… Придётся учесть ошибки и сделать верные выводы.
Ивар промолчал, так как прямого ответа не требовалось. И, как всегда, оказался прав. Президент просто захотел выговориться:
— Чёрный нал Федерации, как и обезличенные кошельки в инопланетных банках — кровь политики. Все хотят сладко кушать, все продают лояльность без скидок, дорого. Так что пусть производство старается. Мы на эти доходы будущее государства создаём. Спасаем от развала… — короткий взгляд на часы оборвал его речь, подчиняя желание излить накопившееся суровому распорядку. — Это всё?
— К сожалению, нет. На передовой — обострение ситуации. Пока непонятно, что и как, но я распорядился подготовить два обращения к нации. На случай победы или…
— С фамилиями павших не спеши, — мелочно посоветовал хозяин кабинета. — Семьям компенсации положены. Немалые! Потом разберёмся, кто герой, а кто не заслужил, — выразив столь экономную мысль, он вернулся к государственным масштабам. — Держи меня в курсе ситуации на линии соприкосновения и докладывай обо всех изменениях. Поражение нам сейчас совсем не кстати.
Эпилог
В верхах, похоже, не договорились.
Артобстрел то утихал, то вспыхивал с новой силой, привлекая всё новых и новых участников. Локальная стычка, развязанная одной-единственной пушкой, неумолимо перерастала в общевойсковую мясорубку со всеми вытекающими.
Я не льстил себе рассуждениями, что вся эта карусель завертелась из-за двух бойцов, по собственной инициативе нарушивших все возможные договорённости. Мы, скорее, стали катализатором активных действий, которых участники конфликта давно ждали.
Как в Нанде, так и в Розении.
Да и в нейтральной НьюДании наверняка уже придумали, как погреть руки на новом витке вооружённого противостояния соседей.
Про наш уничтоженный пост словно все позабыли. Залпы грохотали с обеих сторон, часто докатываясь эхом откуда-то совсем уж издалека. В воронку, бывшую некогда позицией пушечного расчёта, больше не упало ни единого снаряда.
Похоже, драка разворачивалась по-взрослому. Противоборствующие силы перешли к методичному взаимоуничтожению.
А мы с Психом сидели посреди всего этого, в своей норке, и коротали время за разговорами о разном. О чём угодно, кроме войны. Вернее, говорил больше я, тормоша и беспокоя товарища.
Состояние раненого ухудшалось. Мне удалось убедить его стянуть бронежилет и осмотрел рану. Продолговатую, с рваными краями, в пояснице. Кровила она не очень, однако, это скорее, напрягало, чем настраивало на позитивный лад.
— Осколок, — сказал Псих, получив укол обезболивающего из индивидуальной солдатской аптечки. — Мне в ближайший час-два надо или на операционный стол, или к похоронному распорядителю. Да. Больше на меня лекарства не трать. Себе оставь.
У меня оставалось ещё три шприц-тюбика с убойным коктейлем, призванным облегчить страдания пользователю. Два моих, один товарища.
— Всем хватит, — солидно отверг я предложение и обработал рану по всем правилам, зазубренным на занятиях по санподготовке.
Первый номер смотрел на мою возню с неодобрением, как на ненужную суету, но молча. Укол помог почти моментально, хотя мы оба знали, что ненадолго.