Два шага назад

22
18
20
22
24
26
28
30

Отдельно задалбывали метанием гранат и сапёрным искусством, хотя и несколько однобоко, делая упор на обнаружение взрывных устройств и их постановку. Про разминирование объясняли мало, навязчиво рекомендуя самим не соваться и звать профессионала.

К этим занятиям я подходил особенно тщательно, усердно запоминая всевозможные приметы и принципы обращения с вражескими «подарками».

Через месяц нам устроили что-то вроде экзамена. В полной выкладке прогнали на тридцать километров, заставив в финале штурмовать полуразвалившийся ангар.

Отвоевались лихо. По завершении каждый подмахнул годовой контракт, получил воинский ID (я свой попросил загнать под кожу, рядом с чипом), и шеврон «Титана».

Ещё нам поставили ящик пива, разрешив употреблять безбоязненно, и перевели из учебной казармы в общую, выделив отдельную комнату.

С утра же ничего не изменилось: побудка, кросс, хозработы, физподготовка, и только во второй половине дня пришла разнарядка по подразделениям.

К чести руководства, необстрелянных новичков в атаку никто посылать не стал. Всех временно оставили при тыловых службах. Меня и Хлюпу занесло в конвойный взвод...

Вот и катался я, сопровождая грузы, по раздолбанным дорогам Нанды.

***

... Вообще, организованность «Титана» заставляла себя уважать. Немногочисленное, продуманное подразделение, названное бригадой ради звучности и «на вырост». Оно, по сути, и на полнокровный полк не тянуло.

В состав входило три батальона: тыловой, размером с роту, куда я и угодил к собственному удовольствию, ремонтный — отвечающий за технику, и первый, самый многочисленный — находящийся в непосредственной близости от врага. Воюющий.

Оттуда регулярно приезжали пропахшие дымом, почти поголовно небритые люди, получали на складах различные припасы и убирались восвояси, особо ни с кем не общаясь.

Дважды к нам привозили закрытые гробы. Тогда все строились в каре, произносилась прощальная речь, на крышку ложился флаг бригады. По завершении траурной церемонии отдельный, похоронный микроавтобус увозил павшего в тыл, к семье.

Прикинув несложную математику, я понял, что количество рекрутов не соответствует количеству выбывших. Приехало нас двенадцать вместе со мной, контракт подписали шестеро. И новичков что-то не видно, а в то, что бойцы перестанут гибнуть — я не верил.

И в то же время, при вопиющей нехватке личного состава, отбор в ряды бригады происходил жесточайший, нацеленный на избавление от случайных людей. При этом, не морочили голову идеологией, не пели в уши о высоких целях.

Народ подбирали рассудительный и толковый.

Те же бойцы, из старослужащих, с опытом и авторитетом, без скандалов, деловито отрабатывали на занятиях положенное и выглядели так, будто они на работу пришли. Спокойные, уверенные, сказали делать — делают, потому что им за это платят. Нет команд — мирно отдыхают. Они даже по вечерам вели себя тихо. Брали пиво в палатке, усаживались в беседке рядом с их казармой и чинно, без ставок, играли в настольные игры, более всего предпочитая шахматы.

При необходимости они отправлялись в первый батальон, заменяя павших или помогая дотащить до мастерских покалеченную технику. Но, в основном, выполняли функции сопровождения, передвигаясь не в кабинах грузовиков, как мы, а на армейских внедорожниках.

К нам они относились без снисходительности, как к пустому месту и предпочитали свой круг общения.

Второй взвод, куда меня угораздило попасть, состоял из людей попроще, по разным причинам задержавшихся в тыловом подразделении. В основном — из-за возраста. Три четверти служивых разменяли шестой десяток и, хотя они исправно выполняли все возрастные нормативы, в бой особо не рвались, предпочитая ездить в качестве сопровождения. Ну и рукастые они поголовно — при запарке всегда в ремонтном батальоне помогут, если начальство прикажет, или на складах.