Дорога в Игнатовку устроилась относительно нормально, со знакомыми каждому путешественнику плюсами и минусами. Электричка отправилась вовремя, в вагоне не сквозило, пьяные не попадались, контролёры вели себя учтиво.
Прибыв на крохотный, но ухоженный вокзальчик районного центра, товарищи почти сразу натолкнулись на немолодого, одинокого мужчину, припарковавшего старенькую «шестёрку» у самого перрона и выглядывающего кого-то из дальних вагонов.
«Родню встречает», — подумал Сергей и не ошибся. Вдоль пригородного поезда, обвешанная баулами, пакетами и сумками, шла тучная женщина весьма преклонных лет. Неторопливо так шла, основательно, с косолапинкой переставляя полные ноги да подслеповато щурясь в свете дежурных ламп.
Заметив мужчину, она сбавила темп, закряхтела, опустила часть своей объёмной поклажи на бетон посадочной платформы и трагично упёрлась ладонями в поясницу, изо всех сил стараясь выглядеть полумёртвой от усталости.
Водитель боевой классики даже не сдвинулся, чтобы ей помочь. Как стоял, привалившись задом к капоту — так и не шелохнулся, гипнотизируя перила ступенек.
В том, что он знаком с женщиной, сомнений не возникало — из электропоезда, кроме инспекторов с пенсионеркой, никто не вышел.
Антон на происходящее смотрел с интересом и... пониманием. Сергей чувствовал себя неловко. Старый человек тащит поклажу, а этот гражданин в упор ничего не видит.
— Тёща? — негромко, словно самому себе, проговорил Швец, останавливаясь неподалёку от мужчины.
— Она, — зло выдохнул тот, кривясь. — Не сидится же ей дома, собаке дикой. Гостить припёрлась. На ночь глядя. И шмотья на год вперёд набрала.
Женщина, устав ждать внимания к своей персоне, недовольно прогудела надтреснутым, низким голосом:
— Никола-ай! Николай!
Водитель скривился ещё сильнее, но отозвался:
— Тут я!
— Помоги!
— У меня спина!
Поединок вредности разворачивался с заранее известным проигравшим.
— Возьми вещи! Мне тяжело!
— Ага, а до этого пёрла, как самосвал на четвёртой передаче, — шёпотом выдохнул мужчина, приправив сказанное порцией отборного мата. Однако пошёл, признавая победу родственницы и подчиняясь судьбе.
Ехидный Антон не упустил случая постебаться:
— Вот так и сдаются самые прочные твердыни.