– Ты?.. Чего прискакал, когда надо быть подле Маши… Ей тяжелей без опыта, чем мне бывалой роженице…
Он невольно подумал о том, что взгляд с высокой колокольни своего женского опыта как-то ого охладил и ввёл в ступор. Они и поцеловались с матерью, как-то холодновато, не искренне. Промолвил, качая головой:
– Ты не рада мне? Мне кажется, что на меня сердита, как будто я в чём-то виноват… – Он усмехнулся с немного неестественной улыбкой. – Только неясно в каком времени сердишься, то ли в настоящем, то ли уже в скором ближайшем будущем…
– Представь, сердита на тебя неизвестно за что, потому что мне волнение Маши предаётся…
– Как это, за что?..
– Тревожно мне и за тебя, сынок, и за падчерицу… Не случайно же Маша не хочет обременять себя узами брачного союза… Видишь, дело довели до рождения детишек-двойняшек, а Маша чего-то не спешит выходить за тебя замуж… Я её несколько раз пыталась на откровенный разговор вызвать на эту скользкую тему, так она уходит от разговора, машет рукой, потом определимся… А время идёт… И оно работает, поверь моему опыту, против тебя…
– Можно подумать, на неё работает время, если она не торопится замуж выходить…
– Этого не объяснишь, сынок, но меня тревожит твоё холостое положение… Вроде бы гражданский брак у тебя по инициативе красивой невесты, вроде она тебя любит, ты её любишь, но как-то всё у вас зыбко, хрупко… Чего-то она боится и не договаривает, и ты мучишься чем-то…
– Фёдор Иванович в школе, на занятиях?
– Где же ему быть…
– Детишки спят, как я полагаю
– Правильно, сынок, полагаешь… Только что покормила двойняшек, вот и спят без задних ног…
– Тогда всё отлично, успеем наговориться… Поставь чайку, а то в горле пересохло, невмоготу… Надо расставить некоторые точки над «и», чтобы дальше не наступать на грабли и не питать лишних иллюзий…
– Мудрёно говоришь, но и мудрёные слова и понятия можно упростить, – сказала, наморщив свой высокий красивый лоб, Вера Алексеевна, и пошла на кухню ставить чайник.
Пили чай с пряниками и долго не начинали разговора по душам, откровенного разговора. Наконец, не выдержав томительного молчания, первым заговорил Игорь:
– Попробую объяснить одну ситуацию, о которой не знает Мария и о которой ты, мама, не знаешь и не догадываешься… Интуитивно к этой ситуации, как к какой-то тайной вещи в тёмной комнате, прорывается своей пытливой душой Мария, пытается прикоснуться, а дотронувшись, определиться, как быть дальше. Но я не хочу, чтобы она обо всём узнала первой… Лучше ты узнаешь первой и подскажешь, как мне быть… Зачем быть, вообще… У самой Марии есть свои тайны, свои узлы, которые я как-то стараюсь развязать или даже разрубить… Но то ситуации её, с ней связанные страхи переживания… А есть страхи лично мои… вот я и об этом… и главное, я не хочу потерять Машу, после тог, как она узнает всё…
– Говори, как есть, не ходи вокруг да около, если хочешь, чтобы я хоть что-то поняла из твоей околесицы…
– Околесица, мам?.. Сейчас околесица отойдёт на задний план, а на передний план выйдет жуткая конкретика, будь она не ладна… Так вот, перед своей смертью меня видела мама Марии, посмотрела на меня с ужасом и презрением, будто зная, что я косвенно, не прямо, а косвенно буду виноват в её гибели… Её убили другие люди… Как мне сказали, их уже нет на белом свете, они сгинули в тюрьме, но мою вину взяли на себя, чтобы мне сидеть поменьше… Но я, к сожалению, был на месте убийства матери Маши, косвенно виноват в её гибели… И Маша, словно пророчица, что-то знает об этом… Или узнает скоро или не скоро об этом…
– Ты виноват в гибели мамы Маши, – вздрогнула Вера Алексеевна, – этого только мне ещё не хватало… Фёдор не выдержит этого… Это не только одной Маши касается, но и моего мужа… Из полымя да в пламя… Ты о Маше думаешь, а я о Фёдоре Ивановиче… И дочка, и муж обожали её, покойницу убиенную…Твоё признание убьёт и их…
– Вот я и хотел посоветоваться с тобой, что делать… Реальные убийцы не признались в её убийстве… Там с доказательством гибели матери Марии всё было глухо… Нашу банду повязали по другому делу… Но я, как на духу, говоря, я виноват косвенно, сам я не убивал, реальные убийцы, которые два мёртвых тела сбросили с поезда, сами уже на том свете…