Он решительно подошёл к Ивану и быстро прошелестел холодными губами:
– Иди к своим сослуживцам и передай им, что их присутствие с венком от Мэлса не обязательно. Насколько мне известно от Гришки, Мэлс не собирается мне оплачивать выходное пособие по контракту при увольнении. Торгуется, требует, чтобы я отказался от факта кражи моего компьютера на рабочем месте, якобы это, случайным ветром занесло в сейф директора в ходе выполнения рабочего задания…
– Так и сказать, чтобы унесли венок азеры?..
– Так и скажи… Пусть отнесут в магазин цветов, где покупали венок, сдадут его…
– Его же уценят, Пётр…
– Пусть… А ты хочешь, чтобы они возложили венок на могилу убитой бабушки, которую из-за другого компа одним ударом в висок отправили на тот свет…
– Слышал от Гришки… Ты меня не выдавай, что знаю об этой полицейской тайне, вместе с тайной Мэлса…
– Секреты полишинеля… – дёрнул щекой Пётр и приказным тоном прохрипел, – иди к азерам, пусть убираются со своим венком к своему начальничку Мэлсу и напомнят ему о его долге передо мной… А то решил венком отделаться.
Только Пётр с удовлетворением отметил, как азеры после настойчивой просьбы Ивана с венком удалились с погоста, как их всех пригласил священник для длительной торжественной процедуры церковного отпевания покойниц. Во время отпевания Пётр ни разу не взглянул на лица покойниц, он не хотел запоминать их выражения мёртвых, он хотел, чтобы память сохранила только их лица живых и красивых.
Потом служители кладбища на тележках повезли два гроба к могилке отца… Заколачивали гроба и опускали в одну вырытую заранее глубокую могилу… Пётр первым бросил две горстки песка в одну могилу гробов мамы и бабушки в той последовательности, как они уходили из жизни в один и тот же день… Потом с подачи Петра другие бросали горстки песка и земли на гроба… Служители погоста энергично замахали лопатами… И вот уже средь травы и пенья птиц погоста вырос один небольшой холмик из песка и земли напоминанием об ушедших жизнях… У Петра в глазах сильнее сгустился туман, когда он задумчиво разглядывал этот горький для его бешено колотящегося сердца холмик.
Но он, растирая свои красные, от бессонницы, глаза, обретая нормальное дневное зрение, обошёл узкий круг из пяти родичей, которых он пригласил к себе в дом на скромные поминки.
– А меня не хочешь пригласить к себе поминки, Пётр?
Он вспомнил этот хорошо знакомый ему голос. Он обернулся, молча первым протянул руку, равнодушно произнёс:
– А, это ты… У меня соберутся только самые близкие сегодня… Сегодня я не в форме… Вымотался… и бессонница одолела… Позвони завтра, старик…
– Разве тебе не нужны деньги, Пётр?
– Позвони завтра в полден… Может, высплюсь к тому времени… Вот и поговорим тогда о деньгах…
– Я-то думал, что ты сразу заработанные деньги потребуешь… Не отходя от символической кассы на погосте… Насколько я информирован, ты же после увольнения на финансовом нуле…
– Позвони завтра, обговорим забытые детали…
– Хорошо, я тебе позвоню, – он ловко повернулся спиной к Петру, не подав Петру руки на прощанье, – в полдень, так в полдень, как скажешь, старик…
В конце скромных поминок, с минимальным количеством поминальных тостов, Пётр непроизвольно вспомнит о том, что человек с погоста не протянул ему руку для прощального рукопожатия, возможно, потому, что Петру первым самому не хотелось подавать ему руку в прощальном дружеском рукопожатии… «Почему? А хрен его знает, почему, – говорят в подобных случаях. Был он на отпевании или пришёл на могилу сразу? Ничего не помнится, голова как в тумане была. А ведь это был важный, нет даже архиважный контакт в моей прошлой жизни… И был я для этого контакта странным спасателем или спасителем, как и для Кати. И что-то у нас креативное наметилось или намечалось. Но было ли мне интересно и даже жизненно необходимо всё это – вот в чём вопрос. Надо же как прошлые фантомы из прошлой жизни являются на погосте, желают здравствовать, здороваясь, и исчезают временно или навсегда без прощального рукопожатия. Но с Володей завтра на свежую голову будем разбираться. А в день похорон лучше разобраться со своими родичами по линии отца и матери. Вон как у них в тугой узелок завязалось, просто так не развяжешь, А рубить? Так ведь время рубит старые родственные связи лучше любого паласа с топориком».