Коды жертв и убийц

– Я сегодня же пойду на прием к директору института с ходатайством ведущей профильной лаборатории открыть новую тему и заключить хоздоговор с нашим вузом, с кафедрой. Наберу группу из студентов младших курсов, записавшихся ко мне на спецкурс, который я читаю…

И, действительно, он в тот же день вечером пошел с ходатайством профильной лаборатории к новому директору института Всеволоду Сергеевичу с ходатайством, подписанным завлабом профильной лаборатории. Можно было бы воспользоваться поддержкой другого завлаба Владимира Андреевича, но Иван Николаевич не стал этого делать, потому что Владимир Андреевич с Всеволодом Сергеевичем был с некоторых времен «на ножах». В институте, занимавшемся оборонной тематикой, поговаривали, что двух завлабов, своих учеников стравил, как сильных злых собак, бывший директор-академик, с присказкой: «Чем злее будут, тем лучше работать будут. Институту полезна их злость и апломб первых в своем деле».

И почему-то все дальше потекло, как по маслу. Всеволод Сергеевич оценил политес Ивана Николаевича, не обратившемуся за поддержкой к своему научному руководителю аспирантской работы, завлабу головной первой лаборатории Владимиру Андреевичу. Ведь знал по успешной предзащите диссертации Ивана Николаевича на базовой кафедре, кто является научным руководителем его работы, кто ведет его и отвечает за процесс перед институтом: макро-шеф Владимир Андреевич. Знал Всеволод Сергеевич и то, что очный аспирант Владимира Андреевича уложился в сроки: ровно за три года успешно завершил свое дело, хорошо доложился на предзащите и потому защитился вовремя, в самом конце третьего года. А этого на базовой кафедре, возглавляемой раньше героем-академиком, а ныне Всеволодом Сергеевичем, давно, чего так говорить, испокон веку не было… Догадывался Иван Николаевич, что ему как независимому исследователю, увлеченного своими оригинальными исследованиями, тайно симпатизирует доктор наук, профессор Всеволод Сергеевич. Вопрос с началом хоздоговора между академическим институтом и вузом был, проблемы финансирования улажены без проблем и практически мгновенно. Тем более, через открываемую поисковую научно-технологическую НИР будут налажены прямые научно-технологические контакты и связи с разработчиками перспективной элементной базы отечественных суперкомпьютеров новых поколений из соисполнителей государственного заказа по линии МЭПа, Зеленоградского НИИМЭ и завода «Микрон».

Буквально через несколько дней хоздоговор между академическим институтом и вузом будет подписан всеми заинтересованными сторонами, и Иван Николаевич будет соответствующими приказами назначен ответственным исполнителем по актуальной научно-технологической теме. Только всегда вспоминая цепочку из сухумской командировки с проявлением «биоэффекта погибели» и кафедрального пассажа с унижением автора, независимого исследователя, разгромной рецензией и наездом, накатыванием бочки коллеги-доцента, недоброжелателя, Иван Николаевич всегда морщился. А потом поставил в памяти защитный блок, чтобы избавить себя от сухумского инцидента и пассажа с наездом на автора рецензента и кафедрального коллеги-недоброжелателя, накатившую с высокой злопыхательской горки бочку на Ивана Николаевича…

Глава 7

Потом было много-много, бессчетно много напряженных трудовых дней и ночей, воистину, ради борьбы за научную, технологическую истину в виде численных компьютерных и экспериментальных исследований на самом современном техническом оборудовании. То были самые счастливые времена поиска и научно-технологического прорыва в численном машинном многоуровневом моделировании быстродействующих приборов и схем интегральной микроэлектроники для независимого исследователя Ивана Николаевича, честно и мощно соревновавшимся со всем миром, опережая отечественных и зарубежных конкурентов. И ведь невероятно интересно было пахать на несильно возделанном поле научно-технологического направления, уходящего за горизонт, в составе отобранной Иваном Николаевичем небольшой группы из студентов и аспирантов, в которой все дела спорились, и все планы удавались. И время не стопорило порывы и прорывы исследований, а наоборот, ускоряло и освежало их, превращало изощренные фантазии пытливого ума в реальность радостных свершений.

Как-то само собой появились публикации Ивана Николаевича, в самых престижных отечественных журналах. Словно памятуя о том, что та первая статья о «динамическом столпотворении носителей» в интегральных тонкослойных структурах после двух или трех доработок появилась на страницах «киевской радиоэлектроники» через три года (после первой разгромной рецензии), он с видимым удовольствием посылал новые статьи по результатам своих результатов в «знаковое место побед и поражений». О том, что время свистело в ушах независимого бескорыстного исследователя, и не было свободного времени и оглянуться, воспользоваться передышкой и насладиться заработком от трудов, говорило и то, что Иван Николаевич не получил ни доллара, ни цента за публикации в переводимых на Западе научных журналов. Просто случилось то, что должно случиться: сам процесс независимого от сильных мира сего исследования, по мере приближения к истине не оставляет временных вакансий. Для никчемных и необязательных действий нет лишнего, свистящего в пространстве, поющего гимны труду и прорывным достижениям времени. Почему надо суетиться, если на суету сует при рабочем настрое уже не хватает времени?..

И о развитии природного дара исследователя – собственного и вовлеченных в совместную интересную работу молодых сотрудников-соратников – через таинственное взаимовлияние умственных усилий друг на друга: то, чего не хватало одному исследователю, находилось у другого. И еще синергия совместных порывов творческих даров для реализации поставленной исследовательской цели: то, что было в потенциале у каждого из исследователей, соединялось в целое слитное с усилением вклада дара каждого из исполнителей. И это чудное воплощение, невозможное без слияния усилий каждого, с усилением и качественным улучшением задуманного «голого» целеполагания, удивляло потом и поражало воображение: с чего тривиального начинали-то и к чему фантастическому прорывному пришли, наконец, под финиш вдохновенной, необходимой всем, как воздух, исследовательской работы.

Во время той чудной поры великой радостной исследовательской работы, раскрывающей дары и скрытые таланты всех участвующих в НИР исследователей открылось синергетическое действо Сверхцелеполагания Свыше как таинственного процесса выбора одной или нескольких недостижимых целей с установлением зыбких параметров допустимых отклонений для гибкого управления реализации целей, становящихся из недостижимых достижимыми. И как легко с обретением чувства избранности со знанием Сверхцелеполагания Свыше без всякого выпендрежа прощать за действительные и мнимые грехи своих научных противников и завистников.

Во время отчета о преподавательской и исследовательской деятельности на кафедральном заседании, перед избранием на вакантное место доцента, Иван Николаевич только вскользь среди опубликованных работ упомянул и ту свою статью. Которой «интересовался коллега-доцент». И на которую была получена «разгромная рецензия» рецензента из вечного племени зоилов-конкурентов, борющихся за свое лихое место под солнцем…

И в таком духе, и в таком стиле отстаивалось естественное право независимого исследователя за свое место, совсем не лихое, а законное и естественно-справедливое, по самому высшему априорно-гамбургскому счету. И так все тихо и мирно (а иногда и не тихо, и не мирно, с жесткими схватками у доски с мелом на глазах авторитетных рефери, профессионалов в их специальности) докатилось все до защиты докторской диссертации. Была предзащита докторской работы и на кафедре вуза, и на объединенном семинаре Научного Совета, где Иван Николаевич должен был защищаться. Предзащиты прошли успешно, только под Новый Год, когда диссертант уже чертил свои «защитные плакаты», а их было уже за тридцать, когда были напечатаны и вычитаны четыре многостраничных экземпляра докторской, Ивана Николаевича решили «на всякий пожарный случай» еще раз испытать его неугомонные коллеги. Его кафедра и деканат в лице замдекана по младшим курсам обязали отдежурить в новогоднюю ночь в факультетском студенческом общежитии.

Конечно, то, что было задумано кем-то в единственном числе или в множественном числе, трудно было назвать иначе, как «подложить свинью» под домашнюю елку на Новый год. Все же Новый Год – это домашний праздник. Обычно никто из преподавателей не дежурил по ночам в общежитии, тем более, в новогоднюю ночь. К тому же на факультете было много преподавателей, живших от общежития в шаговой доступности. Зачем же москвича-доцента перед защитой отрывать от семейного новогоднего праздника под елочкой, заставляя его ночевать в общаге «для поддержания порядка».

Какие-то темные слухи в 1984-м ходили, особенно, под Новый 85-й год: генсек Черненко плох и безнадежен, из-за эмфиземы легких вообще говорить не может, доклады его на пленумах читают, и на очередном съезде зачтут, если тот доживет, на бровях доползет. Но знали, что не доползет и не доживет до съезда – а что если даст дуба генсек в новогоднюю ночь или в первый день 85-го? Иван Николаевич правильно мыслил, раз занимался математическим численным моделированием технологий, приборов и схем, к тому же серьезно увлекался нумерологией: атомарным числом молекулы «85» была чертова дюжина 13, а атомарным числом уходящего года 1984-го была «смертельная четверка», наводящая ужас на многие восточные народы, особенно Японии, где старались «обходить» четверку в календарях. А в феврале 1984-го «не жильца на белом свете» бесконечно больного, почившего в бозе Андропова, заменил такой же «не жилец», бесконечно больной Черненко. Чего студенческому народу веселиться на Новый год, если догадываться и знать, что не сегодня-завтра, а то и в новогоднюю ночь дуба даст беспомощный, давно ничего не говорящий молчун-генсек?

– Я распорядился, чтобы зал внизу закрыли, – сказал, напутствуя утром 31 декабря Ивана Николаевича, замдекана Борис Астапович. – Без танцев и шумного выражения эмоций ребята и девчата обойдутся.

– Все же Новый год, пусть порадуются, потанцуют, – робко возразил Иван Николаевич.

– У нас рабочий факультет, пусть «кванты» и «физики» шумят, а у нас порядок важнее хаоса и беспорядка. – Но все же смиловался замдекана. – Если берете все под контроль, то под свою ответственность откроете на полчаса-час зал… Под вашу персональную ответственность, исходя из текущего непростого положения дел в стране и столице…

Когда Иван Николаевич вошел в общежитие, прямо с электрички из Москвы, то сразу обратил внимание на закрытый на ключ актовый зал и на неприятный запах. Что-то мгновенно резало обоняние – на контрасте с чудными запахами новогоднего вечера – после пятиминутной прогулки по морозцу от платформы до общаги.

– Чего так воняет псиной, – спросил он дежурную старушку, – невыносимо псиной воняет.

– Это не псиной, – глубокомысленно заметила дежурная при дверях общаги. – Студент бухой пришел в зал танцевать и шибко расстроились, что зал приказом деканата заперли. Вот с расстройства и наблевал у закрытого зала…

– Подтереть надо, как бы, – вздохнул Иван Николаевич, – поскользнуться могут. Дайте мне ключи от зала и от моей комнаты дежурного преподавателя…