Он долго ворочался, размышляя об отсутствии луны на картине мастера 1914 года, ведь эту картину И.Л. Горохова Пильняк непременно видел, раз лунный образ его преследовал и нашел отражение во многих его произведениях. «Надо внимательнейшим образом перечитать заново «Соляной Амбар» и увидеть, как там луна высвечивает амбар, может, вообще, не стыкуется с амбаром. Может, зря я поддался на просьбу Жагина отдать ему на большой срок романа, копии рассказа, фото? Ведь можно оборвать свою мысль поисков в рабочей текучке, ковать железо надо, когда то горячо, а не холодно… Но всё же надо загадать на ночь на луну писателя и художника, можаичей, по определению… Ведь надо думать и о судьбе дома – продавать или не продавать его быстро?» – так думал Александр, ворочаясь на дядюшкиной кровати, слыша сладкое похрапывание Сереги на диване из большой комнаты.
В окно угловой комнаты бабушкиного дома светила яркая луна, как бы подмигивая Александру: чего загадывать на обозначенную луну писателя Пильняка и необозначенную луну художника Горохова, когда я здесь рядом, прямо за окном, только потяни руку и прикоснись ко мне?.. Он и правда, попытался прикоснуться во сне под утро к луне, только не «физической луне» за окном угловой комнаты, а к нарисованной луне, причем на очень малом по размерам рисунке рисовальщика дядюшки-фронтовика, и этот рисунок где-то над потолком в чердачном хламе…
Они проснулись ранним, наверно, одновременно. Серега быстро засобирался к себе, отказываясь от завтрака и даже стакана утреннего чая. Вчера, ложась спать, он позвонил матери, предупреждая, что заночует у друга. Когда он восторженно сказал, в каком хорошем доме он собирается заночевать, и у какого старинного друга детства, которого он не видел тысячу лет, он легко получил добро на ночевку. Но о раннем утреннем отбытии из этого хорошего дома вроде не шло речи в ночном разговоре с матерью…
– Чего-то голову ломит с небольшого бодуна… Наверно, не надо было мешать мадеру с коньяком… На повышение градуса всё работало в пользу организма… А потом я после коньяка не удержался от стаканчика мадеры, и при понижении градуса организм дал сбой… Раньше не сбоил… Помнишь, как я на танцах лабал?
– Помню, конечно… Неплохой оркестр был и солист Серж был заметен – и трезвым и поддатым…
– Мы всегда до и после танцев для поднятия куража и его сохранения потребляли сухостоя с портвешком…
– Может, сейчас поправиться надо?
Поскольку Жагин надолго задумался над неожиданным и нетривиальным предложением, то Александр решил рассказать ему новеллку Леонида Борисовича о Засядько, с которым он много работал во время генерации текста программы КПСС – строителей коммунизма. Ведь в то время Засядько Александр Федорович резко пошел вверх: из министров угольной промышленности СССР стал правой рукой предсовмина Хрущева, замом предсовмина и одновременно председателем научно-экономического Совета министров СССР. И всё это в 48 лет, постоянно вступая в схватки с зелёным змеем, после нескольких инфарктов…
Серж ждал решения Александра и совета «поправляться или не поправляться?» Он подошел к стене и стал внимательно, близко наклоняясь, разглядывать картину дядюшки, потом улыбнулся и произнёс весело:
– Узнал мелкую каллиграфическую подпись Александра Васильевича на картине маслом… А ведь он был классный рисовальщик… Просто блеск… Он и на лекциях четкие сложнейшие геометрические фигуры воспроизводил запросто и красиво… Круги и эллипсы одним движением, не прерываясь – чудо… Но рисунки – это ведь не хобби, а искусство…
– Да, у него был потрясающий период творчества после возвращения с фронта, когда он доканчивал вуз, аспирантуру, много тогда рисовал… Карандаш, пастель, акварель, масло…
– А чего ж он бросил?.. Ведь с таким уровнем мастерства надо было бы олимпы покорять…
– Какая наблюдательность – заметил уровень мастерства… олимпы… он и так в своем деле олимп покорил…
– Да, учебник и задачник у него шедевры с эстетической точки зрения, это точно… И оптимист неисправимый по жизни был…
– Серж, мой почивший сосед по палате ЦКБ, который призвал издалека найти ключ Соляного Амбара, предсказав появление романа Пильняка из небытия именно в наши переломные времена начала 1990-х, рассказал мне эпизод из жизни такого же оптимиста Засядько, которого Сталин решил назначить заместителем наркома угольной промышленности. Тому тридцать два года, работник великолепный – с видами на наркома – но вождь знал о его слабости в сильной алкогольной зависимости. Вот и решил вождь самолично убедиться, насколько тот успешно борется с зелёным змеем. В Кремле выставил перед Засядько – для плодотворной беседы перед предложением ответственного поста – пару бутылок водки, откупорил одну, налил молодому шахтеру стакан и предложил выпить. Тот с пожеланием крепкого здоровья вождю Страны Советов выпил, не закусывая. Вождь налил второй стакан водки. Засядько с той же здравицей осушил второй стакан. Сталин долил остатки водки из первой бутылки в стакан шахтера, и стал откупоривать вторую бутылку. Засядько остановил вождя: «Не надо открывать и торопиться». Полстакана с той же здравицей осушил и добавил с белозубой улыбкой: «Не бойтесь, товарищ Сталин, Засядько дело не пропьет, Засядько свою норму знает. Лишнего нет, посуда чистоту любит. Засядько готов к работе и выполнению ваших поручений, Иосиф Виссарионович».
– Намёк понял, не из упёртых пессимистов: утром советуешь не поправляться, постараюсь остаться оптимистом по жизни, не вступающим в борьбу с зеленым змеем… С ним бороться дело безнадежное… Насколько я знаю, Засядько не дожил до 53 лет, злоупотребляя алкоголем, и забил программу построения коммунизма к 1980 году лишними цифрами громадья планов… А зря… – сказал весело Серёга. – Забираю материалы, отвечаю за сохранность, что надо мне для работы, скопирую. Позвоню. До встречи.
– Отлично. Счастливо.
И сразу же после ухода Жагина Александр с электрическим фонариком полез на бабушкин чердак, куда не лазил давно с самого малолетства. Почему-то он верил в исполнение обещаний мистического сна, в котором зримо и явственно держал в своих руках живописную миниатюру грунтованного картона своего дядюшки. Кто мог нарисовать этот чудный лунный пейзаж Можайского Соляного Амбара при полной луне слева в верхнем углу от амбара, как не его удивительный дядюшка, отменный рисовальщик и высокий профессионал начертательной геометрии?..
Он сразу увидел две перевязанные стопки книг и тетрадок в сильном свете фонарика. Он не хотел разочарования – ничего не найти, упереться в какие-то ненужные бумаги. Закрыл глаза, вспоминая всё последовательность сна: с какой стороны заходил к стопке от раскрытого лаза… Всё вспомнил и шагнул вперёд – он не мог ошибиться, не имел права на ошибку – и тогда он открыл глаза и безошибочно определил – здесь Мистическая Луна…
Ножом он перерезал веревку и под двумя-тремя ученическими тетрадками на одном дыхании и при сильных глухих ударах сердца вытащил чудесную картонку мистической живописной миниатюры: Соляной Амбар ночью, подсвеченной полной луной в левом верхнем углу рисунка.