Ключ Соляного Амбара

22
18
20
22
24
26
28
30

– Где-то в декабре… Пока организовывают то, да сё…

– Я слышал, что звание членкоров отменят, сразу выборы в аки…

– Всё-то ты, Альгис, знаешь… Но есть предложение согласительной комиссии, что окончательное решение на общем собрании Академии по кандидатам, пошедшим конкурс на отделении…

– Я слышал, что ты уже, два года тому назад, баллотировался, от нашего бывшего директора института… Всё впереди, Александр, и лавры победителя…

– …и тернии к звёздам…

– Приятно видеть в твоём лице оптимиста и не замечать пессимистической горчинки в рассуждениях…

После удачного выступления, в перерыве между заседаниями, принимая благодарственные поздравления Альгирдаса и других коллег, Александр шепнул ему на ухо:

– Иногда мне как независимому исследователю открывается Провидением божественная истина научного поиска, причем лавры научного успеха и, тем более, академические коврижки не играют никакой роли в процессе обретения и приближении к истине, и особенно при метафизическом прикосновении к таинству…

– Но лучше дойти до этого при всех регалиях… – также шепотом отозвался Альгирдас. – И при академическом признании…

– А если эти регалии потянут вниз своей тяжестью зависимости от успеха… а крылья независимости не раскроются для рывка с энергией заблуждения в звездные бездны – что тогда?..

– Мне бы твою энергию заблуждения для написания монографии и университетского учебника – на века. Мне бы в 40 с хвостиком аком стать.

«Откуда мы знаем, что на миг, а что на века, – отозвался мысленно Александр и почему-то сразу подумал о Ключе Соляного Амбара, к которому его призвал своим таинственным романом земляк Борис Андреевич, ещё раньше прочтения романа сосед по палате в ЦКБ Борис Леонидович. А потом о чём-то мистическим намекнул и дядька, позволив найти лист его рисунка в полстраницы школьной тетради с Луной в левом углу от Соляного Амбара. – Ведь не случайно же всё это? Какой-то призыв к постижению таинства текущего в неизвестность бытия…»

До конца конференции были ещё три дня полноценных пленарных и секционных заседаний на берегу Балтийского моря в Паланге…

А ему в ту же ночь привиделся странный мистический сон, от которого земля пошатнулась под ногами независимого исследователя с его могучей неуемной фантазией – к чему бы это?.. Дом в Можае обокрали и сожгли?

А приснилось немыслимое. Яркая полная луга, в опасное для сумасшедших женщин время полнолуния, сместилась из левого угла картины дядюшки Александра Васильевича, да и из лунного пространства художника Ивана Лаврентьевича Горохова (без луны, как таковой физически), спустилась буквально поближе к крыше Соляного Амбара, – и заплакала луна горючими кровавыми слезами. Слёзы были не только кровавыми и горючими, они были тёплыми, живыми, как будто упали не от холодного лунного Светила, а от живого страдающего существа.

Было тоскливо на душе и сердце, он знал, что больше от этого потрясения не уснёт. Идти ночью к морю, чтобы окунуться?.. Нет, надо хотя бы дождаться первого просвета утра, чтобы избавиться от наваждения луны… Он знал, что это наваждение и предупреждение об опасности – ему, дому, роду, малой родине, стране Советов, Отчизне с большой буквы?.. Сон в руку – только в какую, правую или левую? с защитным спасительным от ожогов бытия рукавом? или без рукава? по воле предопределения Свыше? иль из тёмных бездн инфернальных сил?..

И он дождался утреннего просветления за окном – и бегом, бегом на море… Заплыть и позабыться в холодных волнах бытия и моря…

Он заплыл в бурное море, похожее на кипящее молоко, ведь он ожидал холода и озноба по коже, но не ощутил ни холода, ни озноба, правда, и эффект кипящего молока быстро исчез, когда его стало сносить в сторону подводным течением. А в упругом течении было два начала – холодное и тёплое…

Дул ветер и морская волна хлестала его по щекам, когда он старался от плавания кролем или саженками переходить на менее энергичный, затратный стиль плавания брассом. К явному удивлению, заплыв уже далеко от берега, он основа почувствовал теплое течение моря, не соответствующее осеннему климату ветреной Паланги. Он повернулся к берегу, чтобы увидеть первых паломников утреннего побережья, желающих освежить горло или душу пронизывающим ветром Балтики.

Но не было никого, кто махал ему рукой, звал быстрее добраться до берега песчаных дюн из опасного для всех холодного моря, которое только в играх ничего не понимающего ума можно по заблуждения принимать не за холодное, а за теплое.