Комиссары

22
18
20
22
24
26
28
30

В 1919 году главным фронтом стал Южный фронт. Наступал Деникин. Особо острые бои развернулись в районе Донецкого бассейна, на Украине. В конце марта 1919 года Центральный Комитет посылает Александру Коллонтай на Украину, в Донбасс. Там она работает с Павлом Дыбенко, первая встреча с которым у нее произошла в предреволюционные дни 1917 года. Тогда он возглавлял Центробалт. Здесь он командовал Заднепровской дивизией на Украинском фронте. Александра Михайловна назначается в эту дивизию начальником политотдела.

В специальном вагоне, который прицеплялся к разным поездам, А. М. Коллонтай колесила по Донбассу. Макеевка, Голубовка, Варварополье, Ирмино, Кадневка, Максимовна — вот пункты ее маршрута. ЦК КП(б)У выдал А. М. Коллонтай мандат, предписывавший оказывать ей помощь и содействие.

В начале поездки все шло без особых осложнений, но чем дальше продвигались к югу, тем было труднее, здесь уже встречалось сопротивление, в том числе и железнодорожного начальства. Влияние мандата становилось все менее и менее весомым. В Донбассе в самом разгаре бушевала гражданская война. Подъезжаешь к рабочему поселку, вспоминала Александра Михайловна, и не знаешь, как тебя встретят. В одном — Советская власть, в другом — анархистские банды, в третьем — кулаки захватили власть, угрожают бедноте, ждут Деникина.

Однажды во время выступления А. М. Коллонтай, когда она должна была ответить на заданные вопросы, к ней подошли и на ухо сказали: «Кончайте… Получены сведения, что белые приближаются. Ваш вагон прицеплен к воинскому составу. Медлить нельзя. Митинг надо распустить». Она быстро закончила свое выступление и направилась на станцию. Ей сообщили, что прямой путь закрыт, остался окружной, который вел в сторону фронта… Доносились выстрелы. Во время проверки документов на одной из станций командир воинской части сказал: «Если вам удастся благополучно проскочить первый участок и не попасть в руки деникинцев — все обойдется».

В начале июня ЦК направляет Александру Коллонтай в Крымскую республику для политической работы в Красной Армии. Она занимала должность председателя политуправления Крымской республики. В этот период Крым был сплошным фронтом. 4 июня 1919 года, проезжая Мелитополь, А. М. Коллонтай писала: «Едем с большими остановками и по разрушенной белыми местности. Никогда не знаем, что впереди. Там ли еще неприятель? Не взорвали ли мост? Успели ли проскочить? Неужели неприятель отрежет от Крыма? Но пока наши держатся крепко и не отступают».

Преодолевая трудности в пути, А. М. Коллонтай все же добралась до Симферополя. Это был фронтовой город. Обстановка была трудной. «На заседании Совнаркома республики обсуждают только военные вопросы, до других не доходим. На партийных собраниях — как обеспечить переход партийной работы на нелегальное положение, сохранить кадры, обеспечить их деньгами. Чего-либо практического налаживать не стоит. Вопрос весь в том, сколько продержимся…»

24 июня деникинские войска заняли Симферополь. «Позади Крым, наше отступление, — писала Александра Михайловна. — В пять часов утра крымское правительство собралось на совещание. Деникин высадился на наш берег. Отстоять Симферополь нет никакой возможности… Настал час эвакуации, держались до последнего». В ночь перед эвакуацией Александра Михайловна сочиняла проект обращения Советского правительства к населению Крыма, убеждая его в том, что Крым вновь будет советским.

Вместе с П. Е. Дыбенко А. М. Коллонтай прибывает в Киев. Остановились в гостинице «Континенталь» на Николаевской улице. Украинское правительство назначило А. М. Коллонтай народным комиссаром агитации и пропаганды Украины. Работая в Киеве, Александра Михайловна нередко выезжала на фронт с докладами.

«…Было жаркое лето 1919 года, — вспоминала член Киевского губкома комсомола, впоследствии известная писательница Галина Серебрякова. — К столице Украины в обход двигались белые армии. Как-то в сумерках в укромном, пропахшем конским потом, навозом и плесенью здании цирка собрались перед отправкой на фронт красноармейцы, рабочие и киевские комсомольцы.

С речью, как мы знали, должен был выступать кто-то из членов украинского правительства. Внезапно на подмостки поднялась стройная, хрупкая женщина в изящном синем платье и огромной соломенной шляпе. Дымчатый прозрачный шарф обхватывал тулью и небрежно ниспадал вниз. Уверенным движением женщина вытащила длинную шпильку, сняла и положила на стул головной убор, тряхнула пепельно-русыми вьющимися волосами и начала говорить. Недоуменно и скорее неодобрительно смотрели на нее красные воины.

— Кто это, кто?

— Нарком агитации и пропаганды Украины, — услышала я чей-то шепот.

Не прошло и несколько минут, как зал затих и все присутствующие подались вперед, зачарованные необыкновенным трибуном. Сильный голос, напоминавший звук виолончели, артистическая дикция, умные и доходчивые слова, в которые обличались мысли, сила ораторского воздействия поражали…

Она говорила о неизбежной победе над врагом Советской власти, о земле, которую получили крестьяне, о борьбе за счастье трудящихся и будущем, таком прекрасном, какого еще никогда не было на земле. Я заглянула в глаза стоящих рядом воинов и увидела в них свет, идущий от души. Коллонтай нашла главное, что требуется от докладчика, — ключ к человеческим сердцам».

А вот свидетельство Александры Михайловны тех дней:

«Как я счастлива, что я в Киеве, что я на созидательной работе, что кругом идет укрепление, строительство Советской власти». Масштаб дел был громадным — выступления среди трудящихся и солдат, сплочение интеллектуальных и культурных сил для строительства новой жизни, работа среди работниц, написание лозунгов, листовок, статей, брошюр.

Однажды П. Е. Дыбенко пожаловался, что в армии участились случаи дезертирства, и бороться с дезертирством становится все трудней. Надо усиленно работать с солдатской массой. Но как? И он попросил А. М. Коллонтай сочинить листовку. Тут же Александра Михайловна взяла ручку и вывела заголовок: «Не будь дезертиром!» — и полились строчка за строчкой:

«Что заставляет тебя, красноармеец, становиться дезертиром? Почему ты покидаешь свой боевой пост и, будто вор, крадучись, озираясь, пробираешься поглубже в тыл? Один ответ на это: «Я неспокоен за судьбу моей семьи, жены, ребят, старухи матери. Я тут на фронте, а кто знает, не голодает ли моя семья?

Другой скажет: время уборки хлеба, в селе нужны рабочие руки, если не вернусь домой, кто снимет жатву с моей полосы? Третий призадумается и молвит: не ясно мне, за что мы воюем. Кому от этого польза, что я вернусь с фронта раненый, искалеченный, а то и вовсе не вернусь?..»

Писалось легко. Фразы ложились на бумагу одна за другой. «Ты боишься, что без тебя некому снять урожай? Разве ты забыл, что мы живем в новом трудовом государстве? Совет твоей волости и уезда позаботится о том, чтобы полоса твоя была вовремя снята, и твои товарищи односельчане отдали семье твоей причитающийся урожай… Слушай, красноармеец, от кого ты бежишь? От смерти? А разве ты не знаешь, что если дрогнет фронт, то смерть погонится за бегущими? Сколько попадается в плен во время отступления!.. Скольких расстреливают! А тебя, вчерашнею красноармейца, в твоем селе? Ты думаешь, он тебя помилует?.. Хочешь победы, хочешь свободной мирной жизни, красноармеец, — стой крепко в цепи, не дай позорной трусости овладеть тобой… Вечный позор дезертирам и трусам!»