— Вот как? Тогда я теряюсь в догадках насчёт причины вашего визита. Проходите, присаживайтесь.
Я прошел по застеленному ковром полу и присел в потертое кресло за стол напротив Серафимы.
— Слушаю вас очень внимательно, — произнесла она, отодвинув журнал.
— Я пришел насчёт Лены Борисовой. Она выпустилась из вашего приюта четыре года назад.
— Борисова, — произнесла Серафима. — Помню такую. Одна из немногих в выпуске, кто подавал надежды не попасть в острог. И признаться честно, меньше всего я думала, что вы придете ко мне по поводу этого светлого и доброго человека.
— Можете про нее рассказать? — попросил я, но женщина сурово посмотрела на меня:
— Павел Филиппович, вся информация о воспитанниках строго охраняется законом о личных данных. Если она что-то натворила, и ей нужны бумаги или рекомендации, которые помогут ей выпутаться из сложившейся ситуации, я их вам напишу. Но учтите, юноша, что вы на территории храма Искупителя. И лгать на святой земле большой грех. Творец не любит лжецов и его кара мигом вас настигнет.
Ее голос прозвучал строго и очень уж убедительно. И лгать мне сразу же расхотелось.
— Придется сделать официальный запрос через отца, — вздохнул я.
— Филиппа Петровича? — уточнила женщина и я кивнул:
— Знаете его?
— Отчего же не знать? — матушку Серафиму, казалось, даже удивил мой вопрос. — Его портрет висит в комнате для покаяния. Рядом с ликом Искупителя. А под ним подпись "будешь грешить — попадешь к нему на допрос".
— Вот как? — теперь пришла моя очередь удивляться.
— Филипп Петрович много лет ведёт шефство над нашим приютом. Оно ведь знаете как, Павел Филиппович. Вроде и приют с хорошим финансированием, и наставники все отличные, и договоры у нас заключены с разными лицеями. Считай путевка в жизнь. А подростков все одно тянет дебоширить и лихоимствовать. Уж не знаю почему. Вот и вливаются детишки с малых лет в ряды черносотенцев, сынов, да декабристов. И хулиганят. А ваш папенька или его подчинённые дважды в год приезжают к нам в приют, читают лекции о том, как преступления вредны для здоровья. Самых неверующих возят на экскурсии в острог. И это немного, да помогает. Строгий у вас отец, старой закалки. Вам с ним очень повезло.
Признаться, услышанное меня удивило. Особенно про то, что мне повезло с отцом. Никогда бы не подумал, что папенька, которого абсолютно не волновало воспитание собственного сына, вдруг возьмёт попечительство над сиротами. В благородство этого поступка я не верил. Скорее в попытку замолить грехи добрыми делами.
— Вот значит как? И помогает? — полюбопытствовал я.
— На какое-то время да, — ответила Серафима. — Но я не думала, что он держит такую информацию в тайне от семьи.
— Он не привык говорить о работе, — честно признался я. — Мы с ним не особо близки в последнее время.
Говорить о том, что отец наверняка даже не знает, как сейчас выглядит его единственный сын, я не стал. Не стоит разочаровывать добрую женщину.
— Проблемы отцов и детей, — тяжело вздохнула настоятельница. — Ну ничего. Я думаю, у вас получится найти общий язык. Здесь, юноша, многие вообще отцов не видели. Как говорится, ушел за хлебом да так и не вернулся. А у вас очень добрый папенька. Хоть и строгий. Но как говорится, в строгости рождается послушание.