— Любовь Федоровна приходит только к концу смены. И никого не касается, чтобы ненароком не спугнуть. А Ярослав больше не приближается к дому.
Питерский воровато осмотрелся по сторонам, склонился ко мне и, понизив голос, продолжил:
— Мне кажется, вашество, что культист этот опасается госпожи Виноградовой.
— Прямо-таки опасается? — недоверчиво уточнил я.
— Знаете, вашество, порой в доме мне слышатся голоса.
— Что за голоса? — обеспокоенно уточнил я. — Быть может, твоя травма не прошла бесследно? Надо бы поговорить с Лаврентием Лавовичем.
— Не надо, — скривился помощник. — Он уж больно беспокойный. Прямо как комар, которого сколько ни отгоняй, он все пищит и норовит урвать каплю крови.
— Лекарь хотел взять у тебя кровь? — удивился я, и Питерский кивнул:
— Говорил, что надобно какой-то анализ сделать. Но я не дал.
— И почему?
— Когда я спросил, что за анализ, то он сказал что-то про железо. Ну сами посудите, вашество, странно это в живом человеке… — он покосился на Иришку, которая старательно выбирала чай для заварки, — искать железо. Я ж не машина какая.
— Но на самом деле в человеке есть железо. Но я все же разузнаю, зачем лекарю понадобились анализы. Мы с ним договаривались, что он будет обсуждать все исследования со мной.
— Вы ему скажите, чтобы он почаще приносил свои книжки. Любовь Федоровна очень любит их читать. Одну я даже взял себе, чтобы листать перед сном.
— Интересная? — спросил я.
— Мудреная. Но картинки в ней занятные. «Древние виды» называется.
— И что там за рисунки?
— Разные. Карты, кости, фотокарточки ученых. Хотя я считаю, что неправильно разрывать схороненных. Даже если прошло много лет. Вот вы сами подумайте, разве это порядочно, ворошить могилы, ежели со смерти прошло много лет?
— Согласен. Это непорядочно, — кивнул я.
— Вот и я думаю, — продолжил рассуждать Фома. — Одно дело наткнуться на могилу случайно, но эти люди раскапывают их намеренно. А потом в музеях выставляют не только снятые с мертвых кольца, но и пальцы, с которых эти кольца стянули. Нехорошо это.
— В книге только такое?