Ты мой закат, ты мой рассвет

Даже мать, которая довольно равнодушна ко всякой старине, заинтересованно разглядывает.

— Это подарила мама Антона. Семейная реликвия.

— Очень ценное приданое. - Она плохо скрывает иронию. - Надеюсь, ты не собираешься прятать все это обратно в коробку?

Честно говоря, такая мысль посетила мою голову, но сервиз настолько красив, а у меня как раз лежит коробка со столовым серебром моей бабули, которое она подарила на мое двадцатилетие, что в голове мгновенно складывается одно и другое.

— Мне кажется, сегодня хороший повод, чтобы поставить посуду на стол, - говорю я, предвкушая, как символично все это будет.

Но когда начинаю перебирать посуду, где-то в доме неожиданно громко хлопает дверь.

Как от сквозняка, хотя мы с Антоном тщательно следит за тем, чтобы Асю не протянуло. Даже если она и живет в одеялах, как гусеница в коконе.

Я вздрагиваю.

Пальцы непроизвольно разжимаются.

И десертная тарелка валится из моих рук, чтобы с печальным «дзыньк!» разбиться на несколько частей.

Первую секунду я не понимаю, как это могло произойти. Смотрю то на свои руки, в которых до сих пор сжимаю полотенце, то на осколки тарелки, один из которых, как нарочно, упал той самой винтажной печатью вверх. Как будто я хоть на секунду могла забыть о том, насколько все это важно и дорого.

— Господи... - Я прижимаю ладонь к губам, присаживаюсь на колени и так тороплюсь поднять кусочки, что сразу же режу ладонь острым краем.

— Йени. солнышко, прекрати немедленно!

Мать силой заставляет меня подняться, уходит в коридор и тут же возвращается со своей сумочкой. Ася в ее руках продолжает спать, как ни в чем ни бывало. Хоть кто-то из нас троих не испытывает стресс и шок.

— Там есть хлоргексидин, вата и бинт. Йени! Заторможено киваю.

Мама всегда во всеоружии. Сколько себя помню, даже когда была совсем маленькой, падала и разбивала колени, у мамы был при себе антисептик, вата и все остальное, чтобы справиться с царапинами и ссадинами.

Но прежде чем заняться своим порезом, сжимаю руку в кулак, чтобы немного сдержать кровь, и все-таки собираю осколки разбитой тарелки.

А когда дверь открывается и перед моим носом появляются знакомые туфли, в груди становится очень туго и больно.

Я не знаю, как теперь посмотреть в глаза свекрови.

Не представляю, что сказать и какими словами оправдать свою неосторожность.