Они обе наблюдали за ним несколько секунд.
– Хватит, давай продолжать! – заявила Нина.
Ближе к полудню она с удивлением заметила какого-то пожилого джентльмена, которого никогда прежде не видела. Он был в костюме и при галстуке, и Нина сообразила, что это адвокат Леннокса. Он заговорил с Ленноксом тихо и настойчиво, и Леннокс тут же опустил топор. Его лицо стало очень злым, он, похоже, ругался себе под нос. Адвокат, виновато посмотрев на него, повернулся, чтобы уйти.
При этом он посмотрел немного вверх и заметил в окне Нину. Взмахнув рукой, он заглянул в новенькую кухонную дверь.
– Привет!
– Привет, – откликнулась Нина, опасаясь наихудшего.
– Я просто хотел сказать… сказать, что мне очень жаль… я узнал о вашем друге. Я поговорил о нем в Министерстве внутренних дел, но он, похоже, уехал по собственной воле, так что они ничего не могли сделать.
– Вы… вы ходили в министерство, чтобы поговорить о Мареке?
– Ну да. Леннокс спрашивал, не буду ли я против…
Дальше Нина его не слушала. Она уставилась в окно кухни. Адвокат попрощался и ушел, но она этого даже не заметила.
Леннокс заранее нанял в деревне миссис Гастерс, так что к тому времени, когда его отряд, измученный вконец, вернулся на его ферму, все было готово. Миссис Гастерс обожала книги о пчелах и была практически экспертом, Нине то и дело приходилось извиняться перед ней за то, что она не смогла отыскать для нее самый последний выпуск «Британского энтомологического журнала». Миссис Гастерс надувалась и спрашивала, что же это за книжная служба такая, а Нина была вынуждена объяснять, что у нее не социальное обслуживание, это просто бизнес, но это ничуть не удовлетворяло миссис Гастерс.
На длинных столах во дворе фермы красовались ломти окороков, а рядом стояли горчица и соус «пикалилли» из острых приправ и маринованных овощей, а еще свежий домашний хлеб, нарезанный толстыми кусками, с местным соленым сливочным маслом, запотевшие круги белого и голубого сыра, картофельный салат со сливками, прохладные огурцы, зеленый капустный салат с фенхелем, апельсинами и овсянкой – выглядел он чрезвычайно аппетитно и вдобавок ко всему был приготовлен огромный яблочный пирог и теплые пенистые сливки с маслобойни.
Нина и вспомнить не могла, когда она в последний раз чувствовала себя такой голодной, но руки у нее болели и потрескались от всех тех моющих средств, которыми она пользовалась в течение дня. Так что, прежде чем сесть за стол, она заглянула в сарай, она была уверена, что видела, как Леннокс оставлял там ланолиновую мазь – ею он смазывал вымя овец, а иногда и собственные руки, – а это, чувствовала Нина, было как раз то, что ей нужно в этот момент.
Нина втерла ланолин в руки и как раз наполняла свою бутылку водой из-под крана, куда она поступала прямиком из источника, когда увидела Леннокса.
То есть на самом деле она его видеть не могла, Леннокс представлял собой силуэт на фоне солнечных лучей, что лились в сарай снаружи, – просто некая высокая фигура, и все. Это мог быть кто угодно.
Но это не был кто угодно. И в какую-то долю секунды все переменилось.
Нина все еще могла бросить все это. Могла. Она уже делала так прежде. Она могла делать все, что ей вздумается, как какой-нибудь путешественник, как любой, кто просто бродит по миру. Но Нина хотела испытать все, что только возможно. Она не собиралась и дальше прятаться.
Ведь смогла же она начать свое дело с фургоном. И оно каким-то непонятным образом открыло ей дорогу к большему. И теперь Нине хотелось реальной жизни, которой, как она чувствовала, ей всегда не хватало. Почему другие люди живут, а она тихонько, как паинька, сидит в уголке?
Нина отступила к стене сарая и прижалась спиной к теплу древних камней. Сладкий аромат недавно скошенного сена наполнял воздух, золотые солнечные нити прорывались с чердака. Рубашка на Ленноксе из-за жары была наполовину расстегнута, волос на его груди не было.
Нина моргнула, осознавая, о чем думала уже много недель. Вот об этом. Мечтала об этом. Но не в силах была признаться самой себе, не могла признаться кому бы то ни было, боялась, что ее снова увлечет неведомо куда воображение, глупая фантазия о мужчине, которого она едва знала.